Вытершись насухо полотенцем и облачившись в чистую, пахнувшую свежестью синюю пижаму, принесённую мне Машей, я вернулся в свою палату, разобрал постель, погасил свет, разделся, залез под одеяло, и закрыл глаза. Поначалу передо мной стояла только темнота. Но затем в моей памяти, как-то сами собой, словно на фотобумаге, помещённой в реактив, стали проявляться различные картины. Они походили на неясный сон. То ли всё это действительно было, то ли всего этого на самом деле не было…
2
Воздух в плацкартном вагоне был удушающий и вязкий. Он был насыщен кисловатым запахом пота и затхлостью. Тем, кто впервые заходил сюда с улицы, казалось, что они попали не в поезд, а в сточную канаву, полную миазмов. Новые пассажиры неизменно морщили нос и произносили брезгливое «Фу-у-у!».
В этой душегубке мы ехали уже сутки. Позади был последний курс университета, впереди – преддипломная практика. Конечно, мы были не в восторге, что нам придётся провести целый месяц в геологической экспедиции, ведущей свои исследования в какой-то таёжной глуши, территориально относящейся к Иркутской области. Но, как говорится, судьба есть судьба…
– А чего вы хотели? – удивлённо развёл руками декан, заметив, как потухли наши глаза, когда нам объявили, где нам придётся собирать материал для дипломной работы. – Вы должны были знать, куда идёте. Работа геолога как раз и происходит в таких вот «тигулях». В Москве полезные ископаемые не водятся. Чтобы работать в городе, нужно было поступать на другой факультет. Экономический, там, или юридический.
– Там конкурс был слишком большой, – проворчал кто-то.
Декан снова развёл руками.
– А что эта экспедиция, хоть, ищет? – поинтересовался я.
– Руды, – ответил декан. – Руды цветных металлов. Никель, вольфрам, молибден. Да пождите вы расстраиваться. В том, что места там глухие и малоизученные, есть свой плюс. Природа там нетронутая. Можно даже сказать, первозданная. Может, вы там какой-нибудь золотой самородок найдёте. Такой здоровенный, что на всю жизнь себя обеспечите…
Я лежал на верхней полке, и читал Джека Лондона. Точнее будет сказать, я пытался его читать. Содержимое книги воспринималось плохо. Виною этому был немилосердный храп, раздававшийся справа от меня и больше походивший на стоны умирающего. Эти «стоны» принадлежали моему сокурснику Сергею Вишнякову, развалившемуся на соседней верхней полке, который являл собой, пожалуй, самую романтическую личность нашего курса. Это был худощавый парень среднего роста, с вечно растрёпанными в беспорядке волосами, с прямым, средней ширины, лбом, с глазами подростка, начитавшегося Жюля Верна и Фенимора Купера, коротким носом, квадратным, с твёрдыми губами, ртом, на котором постоянно, даже во сне, играла светлая, немного мечтательная, юношеская улыбка. Он был просто помешан на путешествиях. Казалось, что в них заключался весь смысл его жизни. Его правая рука