Акте вспорхнула наверх колонн и следила за ним оттуда. Человек внизу напоминал обеспокоенное насекомое. Теперь он уже шарахался от статуй. Видно, чем-то они его успели напугать.
Значит, ему не понравилось ее присутствие рядом с троном императора Рима. Акте выпустила когти и задумчиво разглядывала их остроту. Их стоит заточить. О человеческую плоть.
Какая-то статуя, кажется, заговорила с Люцием. Слышался тихий голос из мрамора. Это хорошо! Голоса духов, поселившихся внутри статуй, обычно сводили людей с ума. Медленно, но верно. Статуя дамы-павлина с зеркалом в руке, из которой росли перья, приковала к себе внимание сенатора.
Ее голос звучал, как вода, журчащая по камням. Слова были почти неуловимы для слуха, но носили мрачный смысл.
Акте самой пришлось навострить уши, чтобы расслышать все с высоты колонн.
Казалось, что мраморные павлиньи перья, растущие из спины, плеч, рук и затылка статуи, слегка шевелятся в такт угрожающим словам.
– Как Агриппина! – шептал мраморный голос, и каждая его фраза была словно эхо предыдущей. – Как Поппея! Как мертвая дочь Нерона!
Люций стоял спокойно, пока зеркальце в руке статуи не повернулось к нему. Оказалось, что оно отражает, как настоящее. Внутри него Люций разглядел свой собственный живот, проткнутый копьем.
Акте нагнула голову с высоты колонны, на которой сидела, чтобы тоже рассмотреть. У мраморного демона-павлина определенно имелось чувство юмора. Подбор имен многое характеризовал. Агриппина была убита острием в чрево за то, что родила Нерона и упустила контроль над ним. Поппея, вторая его супруга, умерла при родах. А дочь Поппеи… Акте даже не знала, как та умерла. Ей это было неинтересно. Главное, что Нерон сейчас был свободен и от детей, и от женщин. А это значило, что он мог принять у себя падшего ангела.
– Как твоя первая жена, – пропел голос из мрамора музыкальным эхом, и Люций отпрянул. Очевидно, участь его первой жены была не более завидной, чем судьба уже перечисленных женщин.
Акте вонзила когти в твердыню колонны, чуть провела вперед, чертя глубокие царапины прямо в мраморе. Остроту своих когтей она проверяла таким образом ни раз, и мрамор всегда стонал в ответ, словно был живым.
– Наваждение! – Люций отшатывался от всех статуй, которые попадались ему на пути. – Или просто актеры в хороших масках.
Второе предположение он проверить не решился. Он не смел прикоснуться к изваяниям.
Акте спрыгнула с высоты и плавно опустилась у него поперек дороги.
– Сенатор! – она слегка кивнула златокудрой головой, давая прядям свободно