– Никак в гости? Милости просим.
– Темно тут у вас… – спешившись, отец с сомнением оглядывался вокруг. Неподалеку виднелся фонтан; белоснежная композиция изображала охоту, и всадник в развевающемся плаще целился из лука в оленя, которого загоняла дюжина гончих.
Приятно было снова пройтись после долгой поездки. Под ногами у них хрустел гравий, складываясь в замысловатый серпантин. Завиток влево, завиток вправо – и так до самого крыльца с мраморной балюстрадой.
– Хозяева уехали. Один я остался, за главного! – хохотнул шут, выделывая толстыми ногами неуклюжее па. – Да вы не стесняйтесь. Будьте как дома!
Ханна во все глаза разглядывала дорожку. Может, просто игра теней. А может, и впрямь белые камешки сами собой складывались в картину: в центре красовалось солнце с длинными спутанными лучами, бледная луна хмурила высокий лоб и журила расшалившиеся звезды, что паслись вокруг нее стайкой крохотных цыплят.
– Дочка-то ваша, смотрю, совсем устала. Пора бы уже и баиньки? – понимающе протянул шут, наблюдая за ними во все глаза. – За лошадку не беспокойтесь, о ней у нас позаботятся, – он тихонько присвистнул, и Цезарь сам послушно направился в сторону конюшен.
Внезапно сплошной стеной полил дождь, будто подгоняя их.
– Уф, ливень какой! – прикрываясь своими масками, шут поспешил к крыльцу, на ходу оборачиваясь и нетерпеливо всплескивая руками. – Что ж вы не заходите? Промокнете до нитки, еще заболеете!
Не ходи, не ходи, не надо… – чудилось Ханне в шепоте ветра, а дождевые капли вторили: быть беде, беде быть…
Но перед ними уже распахнулись настежь темные двери. Внутри тотчас, как по волшебству, зажглись свечи, заиграла музыка. Потянуло таким ароматом жареного, печеного и сладкого, что в животе у Ханны предательски заурчало.
Проходя мимо шута, девочка поймала на себе его пристальный взгляд, от которого у нее сердце ухнуло в пятки. Или ей почудилось, будто за прорезями маски притаилась беспросветная пустота?
Внутри пол был выложен черно-белым кафелем, как огромная шахматная доска. Да и скульптуры, выстроившиеся вдоль стен залы, чем-то напоминали фигуры из слоновой кости и черного дерева, которыми отец иногда давал ей подержать и даже пытался научить играть по-настоящему.
Пахнущие воском двери плотно захлопнулись, стоило им повесить одежду на высокую вешалку. Глухо звякнул замок, как в расставленной мышеловке.
Попались.
Перезвон тишины
Чистить камины – то еще удовольствие. После них ладони и передник Ханны чернее черного, а на губах чувствовался привкус золы. Чтобы хоть как-то скоротать время, девочка представляла себя Золушкой, которую снова оставили дома одну.
Намели кофе на неделю, почисть камин, посади под окнами шесть розовых кустов…
– Пошевеливайся,