Вот она плавно плывёт ко мне, такая красивая, такая желанная, наклоняется надо мной, ещё секунда и наши губы сольются в сладком поцелуе. Да только проснулась моя мать и тоже увидела её. Тут же вскочила, зажгла свечу и моя фея исчезла.
После этого мать бросилась к ведру, в котором плавал ненюфар, вытащила его и растоптала. «Ты что, на Ведьмино озеро ходил!?» – закричала она на меня. «Ещё немного и она бы тебя засосала, несчастный»! – затем соскребла с пола раздавленный цветок и кинула его в печь. Наваждение с меня сошло, и я помолился Богородице нашей заступнице, что спасла она меня от верной гибели. Вот так-то.
Рассказчик замолчал, но никто по-прежнему не проронил ни слова, возникла тишина. Несколько свечек в подсвечниках уже потухло, и посетители сидели в небольшом полумраке. В очаге под бурлящим котелком чуть постреливали догорающие поленья, осыпая снопами искр деревянный пол, и отбрасывая на стены причудливые растянутые тени. По стеклу продолжали барабанить капли дождя. Причём так звонко, словно это стучали десятки пальцев желающих попасть внутрь людей. В трубе над очагом, иногда завывал ветер, поднимая и крутя пепел от тлеющих головёшек.
Джек О’Браен долил себе из кувшина остатки пива и залпом выпил их, посмотрев непроизвольно в окно. Ему на секунду почудилось, будто за ним мелькнуло чьё-то бледное худое лицо. Фыркнув, он словно сдул это видение, и оно сразу исчезло. Ох уж этот деревенский хмель.
Вильям, скрестив на груди руки, смотрел то на огонь очага, то на Оливию, положившую голову ему на плечо и наблюдающую за игрой отбрасываемых ими теней. Амелия просто сидела прямо, вложив свою ладонь в ладонь мужа.
– А слышали вы историю про нашего кузнеца Николая? – наконец послышался голос ещё одного из посетителей, самого молодого и хорошо одетого, похожего больше на подмастерья, чем на пастуха.
– Это, который, сгинул на охоте? – переспросил его предыдущий рассказчик.
– Ну да, того самого, – подтвердил молодой человек.
– Так говорили, что его волк загрыз.
– Э нет, волки поодиночке не нападают. Уж я-то знаю, с раннего детства с отцом на охоту хожу. Марья, невеста его, рассказывала, что пошёл он петли на зайцев ставить, да вернулся только под утро. Весь в грязи, мокрый – и это в сухую погоду, август же тогда стоял.
Пришёл и упал без сил, на расспросы не отвечал, а только лица на нём не было, и силы совсем иссякли, еле до кровати дошёл. А детина-то вы сами знаете, какой был, подковы гнул. Несколько дней лежал, и доктор к нему приходил, а только не понимал в чём дело. Теряет бедолага силы, не ест, не пьёт, только слабеет и слабеет с каждым днём, будто жизнь выходит из него. Уж и священника пригласили на отчитку.
Да только после этого заглянули к нему утром, а его и след простыл. В комнате пусто, окно открыто, а самого нигде нет. Бросились искать; следы