Она застыла в ожидании, поставив у ног сумку с кореньями. Она вела себя правильно, но Ян не мог отделаться от навязчивого чувства опасности… Ведьма чуяла его напряженность… и это было опасно.
– Тебе нечего бояться, ведьма, – решил успокоить ее Дитмар. – Я всего лишь хочу поговорить. О тебе никто не знает, и я сохраню твое убежище в тайне, если ты расскажешь мне то, что я хочу знать.
– Да я и не боюсь тебя, – гордо вскинулась она. – Совсем не боюсь.
Она гневно сверкнула глазами, и, юркнув в свой дом, чем-то там загремела. Сквозь замшелые доски забрезжил мягкий свет. Дитмар стоял на поляне, как дурак, и не решался идти за ней – вдруг вторжение спровоцирует ее? Да и многие дикие ведьмы оберегали свою нору страшными ловушками. Но глупо было и оставаться на месте, ожидая, пока ведьма соизволит выйти для разговора… пока Дитмар соображал, девчонка высунула голову из проема жилища и окликнула его:
– Эй, ты чего там встал? Заходи, будь моим гостем.
Он перевел дух. Произнесены древние слова гостеприимства, гарантия, что в этом доме в эту ночь ему не причинят вреда – значит, можно входить без опаски.
Дитмар с трудом протиснулся в хибару. Внутри было тесно, душно, но весьма уютно – висели по стенам сухие цветы, перевязанные льняными нитями, все пригодные поверхности были расписаны узорами. Тюфяк в углу, старый и тысячу раз перештопанный, был застелен большой волчьей шкурой, и пахло от него не пылью и клопами, а какой-то лесной травой, терпкой, но приятной. Ящик из под вина, переделанный под вещевой сундук, был одновременно и стулом. Стол – грубая доска, прикрытая выбеленным полотном. Девчонка кивнула на ящик, куда Дитмар уселся с опаской.
– Смотри, не поломай мне ничего… Мой дом слишком мал для тебя, – усмехнулась она, и принялась разводить огонь в небольшой печке, сложенной из дикого камня.
– Что, будешь ведьминский чай пить? Настоящий, сама коренья собирала.
– Да, пожалуй, не откажусь, – согласился он, запоздало сообразив, что посуда здесь вряд ли соответствовала санитарным нормам.
Пока ведьма гремела кастрюлями, отвернувшись к стене, повисло неловкое молчание. Дитмар пришел сюда с явным намерением вытрясти из этой девушки всю правду, но, когда он ее увидел, в его голове плотно засело чувство, что она ни в чем не виновата. Что она сама жертва. Его хваленая интуиция, подобно охотничьей собаке, взяла было след, но заплутала в дебрях воспоминаний и домыслов. Нить, связывающая ее с тем, что происходит в Виннице, растворилась.
И ему было неловко, впервые за очень долгое время.
– Хм… ты всегда здесь одна? – спросил он наконец.
– Мать умерла очень давно, я и не помню ее толком. С тех пор сама