– Грум-м, – пошептало воздушное создание.
– Кто? Кто?
– Грум-м, – повторило странное существо.
– Какой такой грум? Этого урода, чо ли, так звать?
– Грум – это Грум. Грум – это страшная сила. Все скрумы бояться Грумов, – пояснило неведомое явление, зависнув прямо перед глазами, так что заслонилась линия леса, и деревья сквозь него стали казаться ожившими деревяхами.
– Офигеть можно. То хрум, то грум. То глюки, то стуки. Откуда вы нафиг все на меня свалились? Чего я вам сделал? Чего вам всем от меня надо? В гробу я вас всех видел. Идите вы все нафиг. Отстаньте от меня. Оставьте меня в покое. Без вас, сволочей, тошно, – начал сердиться Колька.
Он распаляться все сильнее и сильнее. Давно в мужике зрело. И без того муторно и гадко, а тут еще уроды какие-то полезли. Хочется водки напиться, а вместо нее вода в живот льется. Все пузо от нее расперло. Мочи нет.
Ударила моча ему в голову. Выпалил Треха пулеметной очередью в назойливую липучку витиеватым оборотом, желая прогнать ее от себя навсегда, растереть в порошок, развеять как дым. Но с удивлением увидел, как вместе с каждым матерным словом начал выбрасывать из себя некие темные брызги. Словно под напором нахлынувшей злости лопнула сердечная жила, прорвала в середине груди тонкую телесную оболочку, и из того места, где находится солнечное сплетение, пульсирующей струей забился странный черный фонтан. Неведомое создание вытянуло ротик овальной вороночкой и тут же припало к нему как пиявка, повиснув на груди темным мешком. Как не старался Колька отцепить от себя эту присосавшуюся тварь, как не махал сильно руками и не скреб сеном рубаху – ничего не помогало. Все пролетало сквозь плотно прилипшее воздушное тельце, зацепить его чем-либо оказалось совершенно невозможно. Изматерившись вчистую, он рухнул обессиленный на живот, закрыл руками лицо и забылся.
* * *
Спустя некоторое время, мужик открыл глаза, сел и обозрел мир.
Солнышко ласково гладило землю. Пушистые облачка скользили по синему небосклону. Пели птички, пахло сеном. На душе образовалось светлое пятно и на сердце как будто стало немного чище. Организм притих, неприятные процессы внутри притупились. Даже голова слегка могла соображать. Первые мысли оказались приятными.
Никого не обнаружив ни на себе, ни рядом, он облегченно вздохнул и подумал:
«Должно быть померещилось. Привидится же такое…»
– Скрум-м, – пробурчал живот.
– Чего? Здесь? Опять? – пробежало серое облачко по челу.
Пушистое существо выбралось прямо из под рубахи, будто там ночевало, или только что исторгнулось наружу методом почкования прямиком из заголенного брюха, смахнуло воздушной лапкой частичку негодования, скатившуюся со лба и плюхнулось рядом на сено.
Оно сидело с видом кота настолько обожравшегося сметаной, что после�