В отеле тоже царила недвижность. Patronne[4], обмякшая от жары, сидела за столиком в небольшой темной конторке, подперев руками пухлое белое лицо и глотая воздух раскрытым ртом. Она тяжело отдувалась и клевала носом.
Да и кого бы не сморил сон в такую погоду?
Из года в год повторялось одно и то же. В июле свирепый, мертвенный зной, подобно белому пуховому одеялу, накрывал Париж, удушая тело, удушая мозг.
По руке хозяйки лениво ползла муха, мало-помалу добралась до плеча. Сквозь дрему хозяйка почувствовала муху, стряхнула ее и, очнувшись, зевнула, проворчала что-то себе под нос и влажными от пота пальцами откинула со лба крашеные рыжие волосы. Она пошарила ногой по полу в поисках туфель и подтащила их к себе, все еще зевая и не совсем понимая, что делает.
«От жары ноги распухли», – тупо подумала она, встала со стула и подошла к двери.
По-прежнему ни дуновения. Белесое от зноя небо, тротуар пышет жаром, обжигающим даже сквозь подошвы. Она оглядела улицу. Слышался звон трамваев и пронзительные гудки такси – вечный грохот и тряска нескончаемого уличного движения на бульваре Монпарнас.
Из вереницы автомобилей на бульваре отделилось одно такси и медленно и неуверенно покатило по улице. Водитель, вертевший головой то направо, то налево, резко затормозил возле отеля.
– Не хотите попытать счастья здесь, месье? – спросил он. – Место не ахти какое, но, поверьте, Париж забит, забит до отказа. Вам повезет, если сегодня вы хоть где-то устроитесь на ночь.
По лицу водителя градом катился пот. Он замотался, ему было все безразлично. Когда уже эти англичане наконец что-то найдут!
Девушка неловко выбралась из такси и посмотрела на отель, потом на толстую, неопрятную patronne, которая стояла у входа, улыбаясь с притворным радушием.
– Vous désirez, Madame?[5] – заговорила она, скашивая глаза к носу и облизывая губы.
Девушка инстинктивно отпрянула и засмеялась, стараясь утаить это невольное движение от своего спутника.
– Я не знаю… Что ты думаешь? Тут как-то совсем убого, тоскливо.
Мужчина нетерпеливо дернул плечом:
– Конечно, тут убого, в этих заведениях всегда так. Чего ты ожидала? Но мы должны где-то приткнуться.
Он не пытался скрыть своего раздражения. Сколько можно привередничать? С женщинами вечно так: им непременно нужно, чтобы все выглядело романтично, привлекательно; им хочется обряжать прозу жизни в яркие цвета. Вот и эта – весь день куксилась, отмалчивалась. Одна морока с ней! Если так и дальше пойдет, то все приключение кончится пшиком.
Он повернулся к patronne и спросил по-французски, старательно выговаривая слова:
– Vous avez une chambre pour ce soir?[6]
– Entrez, Monsieur… On va vous trouver quelque chose. Gaston… Gaston!