19
Дни проходили размеренно и спокойно. Острая боль постепенно утихала, оставляя кровоточащую рану. Я старалась занять себя, загрузить, чтобы не вспоминать о том, кто еще совсем недавно был близок и дорог. С учебы на работу, с работы на тренировку. Свободного времени практически не оставалось. Я возвращалась в общежитие поздно вечером, ложилась и мгновенно засыпала, ни о чем не раздумывая.
Вскоре мою размеренную жизнь нарушила телеграмма от матери. Умерла бабка, нужно было срочно выезжать на похороны. Уже через несколько часов я мчалась в ночном поезде. К утру я была дома. Посреди зала стоял гроб с бабкиным телом. В квартире было невыносимо много народу, все суетились, переговаривались, бросая на меня равнодушные взгляды. Я ходила как неприкаянная. Смерть бабки меня нисколько не тронула. Я равнодушно смотрела на мертвое разлагавшееся тело и не испытывала абсолютно никаких эмоций по этому поводу.
– А, приехала? – походя окликнула меня мама. Она ничуть не изменилась. Все такая же энергичная, властная, она четко и коротко отдавала указания по организации похорон. – Что стоишь-то? – с укором спросила она. – Иди за священником, отпеть же надо! – И удалилась, только слышен был ее командный голос, распоряжающийся незнакомыми мне людьми.
Я покорно поплелась в церковь, к отцу Никите. Застала я его на входе в храм и буквально вцепилась в его руку.
– Отец Никита, у меня бабка умерла, вы очень нужны! – на одном дыхании выпалила я.
– Поехали, – коротко ответил он, и мы прямиком направились к дому.
– Ты когда приехала-то? – спросил по дороге отец Никита.
– Два часа назад, – устало ответила я.
Наша квартира находилась на восьмом этаже. Лифт уже года два не работал. Отец Никита, грузный и плотный, переступал ступеньку за ступенькой, часто останавливаясь и тяжело дыша. Я поддерживала его под руку то с одной, то с другой стороны, успевая вытирать выступавший на его лбу крупными каплями пот. До двери мы добрались оба обессиленные, отец Никита задыхался, а у меня тряслись руки и подкашивались ноги.
Несколько минут отец Никита молча готовился к отпеванию, а потом неожиданно сунул мне молитвенник и строго сказал: «Читай!» Я открыла страницу, но буквы прыгали перед глазами, расплываясь мелкими кляксами. Дрожащим от страха и усталости голосом я начала читать и не узнала себя. Голос был чужим. Девичья мягкость и нежность куда-то исчезли. Появились строгие, грозные интонации. Голос звучал глухо и тревожно.
Отец Никита буквально вырвал из моих рук молитвенник. Я подняла на него глаза