Гришка не помнил этого помещения. Отец тоже удивился:
– Надо же, а раньше здесь кладовые находились. Никогда не думал, что из задней части дома можно жилое помещение сделать. Мы-то с дедом наверху жили.
Херсонский недовольно сдвинул брови, как будто воспоминания Евгения Павловича были ему неприятны. Коротко ответил:
– Здесь, действительно, раньше кладовые находились, а незадолго перед смертью Григорий решил обжить это помещение. Я бы предпочел устроить вас удобнее, но весь второй этаж нужно в порядок приводить. В последние годы Григорий Семенович его полностью законсервировал.
Мама ответила:
– Мы здесь прекрасно устроимся, только…а где же мы спать будем? – Татьяна Ивановна растерянно оглядела комнату.
Херсонский откинул одну из портьер, за которой оказалось не окно, а проход. Он первым прошел внутрь, жестом пригласив следовать за ним. Проход оказался коротким. В него выходили несколько дверей. Одна из них вела в просторное помещение с огромным письменным столом, который смутно напомнил Гришке о музее какого-то писателя. Узкая кровать пряталась в нише. В комнате было два окна, каждое почти до пола. По периметру комнаты крепились стеллажи с книгами. Они выглядели непривычно. Через минуту Гришка понял, в чем причина. Стеллажи представляли собой чередующиеся треугольники. Одни были обращены вершинами к потолку, другие – к полу. Получалась своеобразная мозаика. Была и вторая странность: стеллажи крепились непривычно низко, так, что в поле зрения оказывались только верхние полки. Чтобы взять книгу с нижнего уровня, пришлось бы нагибаться почти до пола.
– Бывший кабинет Григория Семеновича. Мы поставили сюда кровать, надеюсь, Григорию понравится здесь. – Борис Андреевич повернулся к родителям: – А для вас соседняя комната.
Пока родители разглядывали место их будущего проживания, Гришка подобрался поближе к Херсонскому, который остановился в коридоре.
– Дядя Боря, а где бумаги деда? – Херсонский приподнял брови, то ли его удивило обращение «дядя Боря», то ли вопрос.
– Здесь, в его кабинете, и часть на чердаке.
– А дневник?
– Какой дневник?
– Ну такой, в коричневой кожаной обложке, с вензелем.
– Который ты однажды стащил? – Херсонский иронично усмехнулся.
– Ну…да…
– Об этой книге тебя Кира спрашивала?
– Нет, мне самому интересно, – соврал Гришка, и тут же покраснел. Что поделать, умение ловко и красиво выходить из положения никогда не было его сильной чертой. Врать он попросту не умел.
– Давай, Григорий, договоримся. Я много лет был адвокатом Григория Семеновича. Адвокат – это как доктор, с нами можно только откровенно. Для всех будет проще и лучше. Так вот, я могу тебе кое-что пояснить, но с условием – ты не будешь предпринимать никаких самостоятельных действий. Ты не роешься в бумагах деда, не лезешь на чердак без взрослых, не врешь мне, и главное – не веришь