В поисках облика храма Тенишева обращается сначала к профессору Прахову, затем к архитектору Суслову, виднейшим специалистам того времени. Но ни один из предложенных проектов не удовлетворил ее: «В это время я тяжело страдала мучительной нервной болезнью и едва находила силы утром встать с постели, добрести до моей мастерской, чтобы там, в каком-то духовном самозабвении, умиротворенная, в смирении, целыми днями неустанно работать, живя единственным желанием выразить тот образ, который смутно жил в моей душе».
Тенишева отходит от канонов современной церковной архитектуры. Она пытается соединить образы русской старины, впечатления, вынесенные из своих путешествий по Русскому Северу, с силуэтами местной природы. «Даже далекие пути. Даже храмы Айанты и Лхасы» угадываются здесь, напишет потом Рерих. «На высокой красивой горе, покрытой соснами, елями и липами, с необозримым кругозором», был воздвигнут храм, напоминающий одновременно древнюю пирамиду, русский шатер и буддийскую пагоду.
Революционные волнения 1905 года на Смоленщине все восприняли как гром среди ясного неба. Мария Клавдиевна искренне любила своих учеников и долго не хотела верить, что это они устраивали поджоги в имении, распространяли красные прокламации…
Осенью закрывается школа во Флёнове, а тяжелобольная Тенишева уезжает из России.
В Талашкино она возвращается только через два с половиной года: «Затрещало, распалось созданное; жестокая, слепая сила уничтожила всю любовную деятельность… Натешилась, утихла буря, но замолкло все, кругом все умерло, не слыхать смеха и пения, оживления и стука. Там, где была школа, – тишина. А над ней, высоко на горе, стоит одиноко на вершине дело любви – храм. Во время заката уныло смотрю я с балкона на пламенеющий крест, горюю, страдаю и по-прежнему люблю».
В поездке из Москвы в Талашкино Марию Клавдиевну сопровождает Рерих, пытается отвлечь ее от горьких дум. В долгих разговорах они возвращаются к храму, и в душе Тенишевой с новой силой, как феникс, возрождается мечта о храме, о завершении отделочных работ. И самое главное – рождается высшая идея, которая будет осенять его.
«Я только забросила слово, а он откликнулся. Это слово – храм… Только с ним, если Господь приведет, доделаю его. Он человек, живущий духом, Господней искры избранник, через него скажется Божья правда. Храм достроится во имя Духа Святого – сила Божественной духовной радости, тайною мощью связующая и всеобъемлющая бытие…»
В своих духовных и творческих исканиях Рерих и Тенишева оказались очень близки. Николай Константинович обращается к теме, которая давно его волнует, – к Древней Индии, праматери великих культур и цивилизаций. О
Тенишевой он скажет: «В последнее время ее жизни в Талашкине увлекла ее мысль о синтезе всех иконографических представлений. Та совместная работа, которая связывала нас и раньше,