Но Марина, висящая под потолком и бившаяся о сплоченную стену из призрачных созданий, знала, что призраки лгут. Они никогда ничего не делают просто так. Они ничего и никому не отдают. Не отпускают свое. Свою добычу.
Ни та женщина, с вмятиной на лице, одетая в длинный халат, ни старик, сжимающий в руке вставную челюсть, ни толстый парень, неряшливый и одутловатый, ни ребенок, чье злое лицо было совсем не похоже на личико пятилетнего карапуза, ни девушка с длинной косой, закупорившая своим прозрачным телом выход из больничной палаты..
Все они смотрели на маму Марины с затаенной надеждой, со злобным предвкушением, словно стайка хищных рыб-пираний, готовых растерзать несчастное животное, обессилевшее от потери крови.
Паучий призрак, вполне себе реальный и осязаемый, нависал над плачущей женщиной, что-то вкрадчиво шептал ей на ухо и гладил, гладил её плечи своими ледяными пальцами.
Самым ужасным было то, что мама его слышала. Слышала, но не видела, хотя и пыталась рассмотреть своего собеседника, глазами, опухшими от слёз.
Рассмотреть не получалось.
Скрипучий, шелестящий голос уродливой сущности проникал прямо в мозг, в каждую его клетку и звучал.. звучал.. звучал… Мерзкий, монотонный, внушающий.
Марина увидела, как слезы перестают течь по щекам, как быстро превращаются в льдинки мокрые дорожки от этих самых слез, как мама с надеждой вскидывает голову вверх и начинает прислушиваться к шелесту, скрипу и непонятному стуку. Эти самые звуки слышала только она одна, даже Марина, душа которой зависла в углу палаты, не имела возможности вмешаться и предотвратить то, что невозможно будет исправить.
Призрак продолжал нашептывать, разводя руки-лапы в сторону, остальные, словно собачья свора, ожидали результатов странных переговоров и продолжали удерживать Марину в дальнем углу, почти скрыв происходящее от её глаз.
– Я согласна. – громко и отчетливо произнесла мама Марины и девушка громко взвыла, а остальные призраки, радостно шелестя, закружили по комнате, точно злобное воронье.
– Согласна, она согласна! – звуки, издаваемые призрачными сущностями, походили на шуршание змеиной чешуи. – Нас ждёт пир. Пир!
– Нет! Нет! – вопила Марина, а её беспомощная душа, вовлеченная в ледяную воронку, завертелась, закружилась, втянувшись обратно в бледное, едва живое тело. – Нет! Нет, мамочка, не надо! Не слушай их!
Очутившись обратно в собственном теле, Марина словно оглохла и ослепла разом. Она больше не могла видеть призраков, не могла слышать их потусторонний вой, ощущать холод их прозрачных тел, ледяные прикосновения пальцев и жесткие тычки.
Она не видела, как все эти призраки набросились на её мать и принялись рвать её, еще живую, исходящую криком, душу и жадно заглатывать, набивая свои ледяные утробы. Не видела, как насытившись, призраки расползлись по своим углам, по палатам, по каморкам, накормленные и удовлетворенные.