Эрика подняла голову. Это был он.
Её муж, тяжелой поступью, почти валился в дом. Широкий и неуклюжий, он чуть не задел стул, пока пробирался к столу. Эрика, не отрывая глаз, наблюдала за ним. От него пахло вином – резким и дешевым, запах будто заполнил весь дом. Он шатался, словно едва держался на ногах, но его глаза блестели от гнева, а пересохшие губы искривлялись в злобной усмешке.
– Ну что, опять тут сидишь, – пробормотал он, окидывая взглядом жену и ребенка. Его голос звучал слабо, но в нем сквозила угроза.
Эрика напряглась, незаметно прикрыв сына собой.
– Мы просто играли, – ответила она тихо, стараясь не встретиться с ним взглядом.
Но муж, будто не слыша, сделал шаг к ней. Его лицо наливалось красным цветом, дыхание становилось тяжелее, будто каждый шаг давался ему с трудом.
– Играли, значит, – прорычал он. – А я весь день на работе, чтоб вы тут забавлялись!
Он резко протянул руку, словно собирался схватить её, но замер. Его пальцы дрогнули, а затем сжались в кулак.
Эрика почувствовала, как сын, ничего не понимая, прижался к ней. Её сердце забилось чаще, но она знала – любой шаг, любое слово могли стать причиной вспышки.
– Ты думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь? – продолжил он, качаясь на месте. – Как будто ты лучше. Как будто я… хуже вас.
Эрика молчала. В воздухе повисло напряжение, настолько густое, что казалось, его можно было потрогать. Муж хрипло выдохнул, развернулся и, пошатываясь, направился к столу.
Взяв сына на руки, Эрика прижала его к себе, чувствуя, как он уткнулся носом ей в шею. Она знала, что этот вечер будет долгим.
Комната наполнилась ароматами свежего хлеба, мясного супа и овощей. Служанка, едва слышно ступая по полу, аккуратно расставила тарелки и приборы на столе. Эрика, держа сына на руках, наблюдала за ней краем глаза. Тихая, покорная, женщина избегала встречаться взглядом с хозяйкой, будто боялась потревожить хрупкое равновесие этого дома.
Муж тяжело опустился на стул, который под его весом заскрипел так, что казалось, он готов вот-вот развалиться. Его лицо оставалось налитым красным после вспышки гнева, а из-за перенасыщенного алкоголем дыхания в воздухе всё ещё витал терпкий запах вина.
– Садись, чего стоишь! – рявкнул он, указывая на место напротив себя.
Эрика, стараясь не выражать эмоций, усадила сына рядом, но муж громко хлопнул по столу.
– Ребенка к няне, – проговорил он, глядя на неё так, словно был уверен, что любые возражения бесполезны. – Ты не для этого тут. Ты жена. Твое дело – исполнять супружеский долг, а не возиться с этим… – он небрежно махнул рукой в сторону мальчика.
Эрика молча поднялась, передала сына на руки служанке, которая поспешно удалилась, и вернулась к столу. Муж уже жадно отрывал кусок свежего хлеба, растягивая буханку так, что она буквально расползалась у него в руках. Крошки летели на пол, на стол, застревали в складках его жирных пальцев. Он ел, словно зверь, заглатывая хлеб и чередуя его ложками горячего супа, которые едва доносил до рта, проливая на подбородок.
Чавканье и громкие вздохи наполняли комнату, и Эрике стоило усилий не выдать своего отвращения. Она крепко сжала губы, наблюдая за его неопрятными движениями. Его пальцы, блестящие от масла, сжимали кусок хлеба так сильно, что масло выдавливалось наружу, стекало по рукам.
Она отвернулась, устремив взгляд на окно. За ним начинала сгущаться вечерняя темнота, обещая скорую ночь. Где-то за этим окном была другая жизнь – её настоящая, утраченная, но все ещё живая в воспоминаниях.
Когда-то её семья жила в достатке. Земли приносили доход, а дом был полон радости. Но всё разрушилось, когда их обвинили в укрывательстве налогов. Ложное обвинение стало приговором. Земли изъяли, а родителей случайно убили во время сопротивления. Она помнила, как всё изменилось в одно мгновение. Помнила предательство друга семьи, сэра Ричарда Стронга, который, казалось, всегда был рядом, чтобы помочь. Только потом стало ясно, что он помогал врагам.
Ей было всего шестнадцать, когда её отдали замуж за этого человека. За человека, которого она ненавидела всем сердцем. За коррумпированного чиновника, связанного с теми, кто разрушил её прошлую жизнь. Сейчас ей было девятнадцать, и за три года этот дом стал для неё клеткой.
Её пальцы невольно скользнули к пустой кружке на столе. Гладкая керамика обжигала холодом, но она так сильно сжала её, что побелели костяшки пальцев. Как бы она хотела швырнуть её в стену. Или в него. Разбить её на тысячу осколков, чтобы хоть на мгновение выместить эту сдерживаемую боль.
Но она не могла. Она опустила веки, заставляя себя вернуться в реальность. Вдыхая глубже, она подавила желание сорваться.
– Чего уставилась? – прогудел муж, отвлекая её от мыслей.
Он откинулся на спинку стула, смачно облизывая пальцы и вытирая их о полотенце. Его довольное лицо искривилось в подобии улыбки, и она едва не поморщилась.
Эрика заставила себя смотреть в сторону, глотая комок