За праздничной трапезой в ресторане мама учила меня правилам поведения в приличном обществе, думая, что я обязательно однажды туда попаду.
– Дочка, если тебя станут приглашать на обед, то ты должна будешь уметь пользоваться столовыми приборами, – говорила мама, показывая, как это делается.
Позже, слушая оперу в Большом театре, я заметила, как глаза мамы увлажнились. Перехватив мой взгляд, она на ухо прошептала мне:
– Эту арию я пела тебе вместо колыбельной, когда ты была ещё совсем крошкой.
«Всё же моя мама – необыкновенная женщина, – подумала я, растроганно улыбнувшись ей в ответ, – петь вместо „баю-бай“ партию Нормы – это высший пилотаж»!
Видимо, по этой причине моя мама и была одинока. Она попросту не вписывалась в общество своих сверстников. Несмотря на то, что большинство из них имели высшее образование, образованными они не были. Любовь мамы к искусству, возвышенные взгляды на жизнь ставили их в тупик и вызывали всевозможные комплексы. Стройная, зеленоглазая с копной густых чёрных волос, она обладала мягкой походкой и приятным тембром голоса, который отдалённо напоминал мурлыкание кошки. Неспроста в наших пенатах мою мать за глаза называли Пантерой. И это прозвище как нельзя лучше подходило к ней. Её красота и манила, и отталкивала одновременно. А особенно мужчин. Кроме того в ней была видна порода. Не даром она являлась потомком древнейшего аристократического рода, корни которого уходили в далёкие века. А такой красоте, надо было соответствовать. А ни желания, ни силёнок у противоположного пола на это не было. Поэтому большинство мужчин воспринимали достоинства моей родительницы как укор их несовершенству. Вот и томилась она в одиночестве, оплакивая свою несчастливую личную жизнь. А ведь ей было уже за сорок и, как известно, для одинокой женщины такой возраст бывает, своего рода, критическим. Он является временем подведения итогов прожитой жизни и попыткой осознать дальнейшую судьбу. А эти итоги мою мать совсем не радовали.
– Ты даже не представляешь, как страшно стареть! – в приступе отчаяния однажды воскликнула она, горько заплакав.
– Ну, что ты! – погладив маму ладонью, по вздрагивающей от рыданий спине, попыталась я её утешить, поймав себя на мысли, что она в этот момент, словно хоронит свою несчастливую личную жизнь, – не плачь пожалуйста.
Не в силах вынести