Им, простым солдатам, было тогда дозволено делать с этими девочками всё что угодно, а те подчас и готовы были на всё – лишь бы только сохранить жизнь своим мужьям-предателям, которые совсем недавно ещё считали себя хозяевами мира…
– Ну что же, я согласен дать клятву.
Миндалевидные глаза женщины жадно сверкнули под густыми чёрными бровями.
«…ты ведь позволишь мне забрать его себе, кобэсими?»
– У него волновик вживлён, Хаук! – странно искажённый выкрик Дианы бритвой резанул Руби слух. – Синкопа, надо было сильнее… осторожнее, он ничего не чувствует сейчас…
Хватка державшего её мужчины не ослабевала; шипы нацепленного на его руку механического кастета прикоснулись к горлу.
«О чём они вообще? – успела бессвязно подумать Руби, судорожно сглотнув. – Какая синкопа? И что такое „хаук“?»
И вдруг она услышала очень-очень ровный, тоже какой-то совсем незнакомый голос Алекса:
– Не бойс-ся ничего…
Тот коротко посмотрел Руби в глаза, и девушку разом пробрала дикая, оглушающая оторопь от этого взгляда, заставившего будто мелко завибрировать все её внутренности.
Алекс не двигался с места, и Диана тоже не двигалась – оба они лишь синхронно, как в танце, выбросили перед собой раскрытые ладони, и Руби почудилось, что эти ладони внезапно тускло засветились, словно облепленные тучей каких-то фосфоресцирующих светлячков.
Диана, кажется, ещё что-то говорила, обращаясь к ней, но Руби уже ничего не могла разобрать. Ей сделалось ужасно жарко, по спине градом покатил пот, а потом краски вокруг изменились, как если бы она смотрела на происходящее сквозь переливающееся витражное стекло. Алекс и Диана вновь произносили какие-то слова, но почему-то Руби больше не слышала этих слов, а словно бы видела их, будто полосы света – как когда до рези в глазах смотришь на размазанные по небу следы закатного солнца, а потом резко зажмуриваешься, – ощущала их короткими хлёсткими ударами, электрическим током в собственных сосудах…
Схвативший её парень что-то нечленораздельно замычал, по его туловищу одна за другой прокатилось несколько слабых судорог, и хватка на горле Руби неожиданно разжалась.
В ушах у девушки зазвенело, как перед обмороком. Она шарахнулась в сторону и начала медленно – страшно медленно, словно вокруг неё был не воздух, а вода, – пятиться на деревянных ногах, не в силах оторвать от Алекса с Дианой глаз, из которых частыми каплями, совершенно помимо её воли, побежали слёзы. А потом окружающее пространство неуловимо дрогнуло, и кудрявый верзила, больше не обращая на Руби никакого внимания, конвульсивно обхватил себя руками и торопливо забормотал что-то странное и невнятное, вцепившись побелевшими пальцами в рукава мятой спортивной куртки:
– Не надо, не стану, нет… не стану, отпусти…
Мир вокруг замерцал перегорающей лампочкой и на долю секунды