– Я что, жива еще? – задрожал слабый голос заложницы.
– Да обошлось все, благодаря вон ему! – Головы женщин повернулись к смельчаку.
– Боря? – выдохнули с удивлением.– Год почти не казал глаз, и вот на тебе, объявился, чтобы спасти хуторскую.
– Да ладно вам, бабы! Какой я спаситель! Просто душа с ночи самой разболелась. Думаю, что-то случилось здесь! Вот и приехал.
– Где ж ты обитал все это время?
– Да рядом совсем, в Дубовке и обосновался.
Зашевелился Степан, потянулся к топору. Борис ногой отбросил орудие убийства дальше:
– Ишь, умник выискался! Бабы, кто платком пожертвует? Надо ж этому придурку руки связать. А-то, неровен час, беды не оберешься.
– Вот, возьмите. Пойдет? – протянула Нинка полотенце. Сенька попробовал его порвать, не получилось.
– В самый раз, – заключил, – и связал руки негодяя за спиной.
– Ну, ты, Борюсик, и мастак! – обступили героя мужики! – Это ж надо, в прыжке и топор отнять и Степку вырубить!
– Да чего там! В погранке ведь служил! От звонка до звонка. Там и не такому научился.
– Тогда все ясно, – сказал Сенька.
– Вот ведь судьба у девчонки какая: такой парень был. Так нет же, выдали замуж за выродка: и сам не живет по-человечески, и ей жизнь испоганил, – заголосили бабы.
Борис поднял голову, поправляя чуб, и как бы невзначай спросил:
– А где, кстати, она?
– Да где ей быть? В больнице. Совсем от побоев отключилась ночью. И в себя не приходила. Митяй и повез ее в Михайловку. У нас война с этим чучелом еще с трех часов ночи началась, – махнул головой в Степкину сторону Семен, – Он тогда таскал жинку по земле за косы. И все из-за того, что той в роддом приспичило и помешала ему с Оксанкой дело справить.
Тонька подхватила мысль:
– Разбил ваши чувства, обрюхатил девку. И издевается теперь, как только может. Где справедливость? Какая-нибудь прошва живет счастливо, а хорошая девчонка мается.
– Видно, на роду ей такое написано, – вздохнула бабка Степанида.
– Какая там, к чертям, судьба. Счас ей самое время решить: нужон он, али помеха в энтой самой судьбе! Если счас не сбросит с себя оковы, прибьет ведь как-нибудь, не иначе.
И никто не сможет помочь. У этого придурка заскоки в любой момент могут случиться.
– Хучь бы один день не дубасил! А за что, спрашивается? И чистоплотная, и добрая, и умная! Воет девка, судьбу клянет. Была запевалой во всех молодежных делах. А теперь живет, как собака на привези. Все делает, вроде, как надо. И всякий раз виноватая. Врагу не пожелала бы такой жизни, – со слезами в голосе откликнулась тетка Мотря.
Антонина вздохнула:
– От и теперь, кто знает, жива будет али нет. Без чувств ведь и с большой потерей крови повез Митяй в роддом.
– Да как медицина счас в той же Михайловке, так лучше сразу в гроб и крышкой накрываться. Ездила туда невестка, поставила дочку на учёт у детского врача. Так за год никто и не приехал, да и карточку