«Я права во всём. Завтра вы выиграете конкурс».
«Интересно, должен ли я проникнуться благодарностью после сегодняшней тренировки? Как там поётся в песне „…да разве сердце позабудет того, кто хочет нам добра…, кто нас выводит в мастера“. Ладно, посмотрим завтра, как она будет выводить». – и завершив внутренний диалог, Пересмешников погрузился в сон.
У Инессы Леонидовны, наоборот, настроение было приподнятое. Результат предстоящего конкурса представлялся в виде приза. За какое место, чёткого представления не было, но что приз будет, за этим и к гадалке ходить не надо. «Он, конечно, лентяй и ёрник, но как я его утренировала? Благодаря мне из ноктюрна получился настоящий шедевр», – она включила пластинку с ноктюрнами Фильда, прослушала нужный и закончила мысль: «Сегодня настоящий праздник. Под моим руководством он исполнил эту вещь лучше, чем на пластинке! Хотела бы я видеть вытянутые рожи дражайшей Веры Андреевны и бесподобной Ангелины Никодимовны, когда нас будут награждать!».
Приподнятое расположение духа не оставляло Вивачевскую вплоть до начала конкурса. Наконец объявили их выступление. Твёрдой походкой победителя с царственной улыбкой на лице она вышла на сцену. Вместе с ней вышел Пересмешников с серьёзным лицом мыслителя. Первым надо было исполнять концерт Баха. Они заняли позиции за двумя роялями и начали. Пересмешников играл концерт рублёно и жестоко, будто намеревался раздавить вселенское зло. Звуки, извлекаемые уверенными пальцами, несмотря на быстрый темп, напоминали фантастический механизм разрушения. Главная тема появлялась в разных тональностях и везде устраивала разгром, давя всё и вся. Она напоминала жуткий Perpetuum mobile. Даже тихим местам концерта Николай сумел придать жутковатый оттенок и ощущение надвигающейся катастрофы. Впечатление усиливало идеально ровная посадка и неподвижность туловища. Играли только пальцы. «Николя! Да он с ума спятил! Так же звучит война! Я на репетициях такого исполнения не утверждала! Это же провал! Юный наглец играет по-своему!» – с ужасом и невесть откуда появившейся душевной помятостью, подумала Вивачевская. Нет сомнения, что на репетиции она бросила бы играть и показала бы наглецу, где раки зимуют. Но увы, выступая на сцене она не могла позволить себе подобной педагогической роскоши и вынуждена была продолжать аккомпанировать, подчиняясь стилю ученика. Стоит ли говорить, что подобного она не ожидала! Тем не менее, провала не последовало. После завершающего аккорда в зале на несколько секунд воцарилась полная тишина, а затем раздались довольно воодушевлённые аплодисменты. Впрочем, аплодисменты вынуждены были умолкнуть, так как Николай исполнил сонату Бетховена и этюд Черни, причем, весьма недурно.
И пока он играл,