Заявилась полиция, зло раздавая удары направо и налево, они пытались разобраться в причине происшествия и царящего беспорядка – но когда я поднялся, то заметил, что пророка и след простыл.
Его не было в баре, и вообще никто не видел, как он ушел.
На какой-то безумный момент мне показалось, что это все мне привиделось, но полиция, надевшая на меня наручники и уводящая прочь, ясно давала понять, что это не сон.
3
Меня бросили в одиночную камеру и оставили в ней до утра.
Я все никак не мог опомниться, осознать то, что произошло, связать воедино бедственное положение, в котором очутилась страна в целом и я в частности, страшную духоту улиц и лишения народа, для свидетельств которого достаточно даже сейчас всего лишь выглянуть через зарешеченное окно – где сотрудники участка избавляются от трупа бродяги – а также гипнотическое воздействие встреченного мной человека, не поддающегося описанию и какому-либо разумному слову для выражения всей той духовной и физической силы, что, казалось, в нем содержится и клокочет внутри, не вырываясь наружу.
И лишь глаза его не врали, были искренними с самими собой и перед богом – откровенно являя взору других всю энергию его натуры и силу воли, исключительную в своей целеустремленности.
Мысли путались в моей голове, я не мог никак сконцентрироваться на настоящем и что-либо предпринять или даже обдумать – все события этого дня наложились на впечатления от последних недель тягот и перемешались с моими личными ощущениями, затянув меня в бессознательный водоворот из образов и явлений, в которых я не отдавал себе отчёт.
Очнулся я от забытья всё в той же камере, разбитый и обессиленный, не зная, сколько времени я уже тут провёл, когда последний раз ел и какая судьба меня ожидает.
Я попытался встать, но ноги подвели меня – я упал на кушетку, ударившись головой об изголовье и снова погрузившись в беспамятство – спасительное по причине не только трагичности моего физическое состояния, но и крайне беспокойного и лихорадочного смятения, царившего у меня на душе.
Когда я пришел в себя, всё ещё наполовину пребывая в царстве грёз ввиду крайней и вызывающей опасения слабости, надо мной корпел местный врач – человек честный и добродушный, хоть и осунувшийся на вид – должно быть, его тоже не щадила сложившаяся ситуация, а может, ему доставалось даже больше, чем нам – то есть всем остальным.
Страданий он во всяком случае точно повидал немало, но нельзя и утверждать, что он не знал, на что шёл, хотя это и не отменяет того факта, что сейчас тяжело и ему.
Он с радостью увидел, что я очнулся, и, приложив палец к губам, улыбнулся.
– Не говорите ничего, вы слишком устали. – Тихо