Составленный Л. Фейербахом для королевства Бавария Уголовный кодекс 1813 г. в первой книге «Общее законодательное определение преступления и проступка» содержал такое определение преступления: «Все умышленные нарушения закона, которые из-за своих свойств и размера злонаправленности находятся под угрозой наказания… называются преступлениями».
В отечественной уголовно-правовой доктрине велись оживленные дискуссии относительно законодательной конструкции понятия преступления: должна ли она охватывать материальный признак, или ограничиваться формальным, либо сочетать то и другое. При этом все ее участники соглашались, что в реальной жизни и в теоретической трактовке материальное понятие преступления очевидно. Законодательная же позиция на этот счет не раз менялась. Так, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных в редакциях 1832 и 1842 гг. предлагало формальное определение преступления как деяния, запрещенного законом под страхом наказания. Уложение в редакциях 1845 и 1857 гг. социальное (материальное) содержание преступления раскрывало путем перечня объектов, на которые посягает преступное деяние: посягательство на неприкосновенность прав Верховной Власти и установленных ею властей или на права или безопасность общества или частных лиц (ст. I). В редакциях 1866 и 1885 гг. Уложение вернулось к формальной дефиниции преступления: «Преступлением или проступком признается как самое противозаконное деяние, так и неисполнение того, что под страхом наказания законом запрещено».
Еще ранее, в эпоху Петра I, формализм уголовного законодательства, по свидетельству русских правоведов, доводится до крайностей. Основанием криминализации деяний, т. е. признания их преступлениями, признавалось простое непослушание царским предписаниям. Все, что царь запретил под страхом наказания, то и являлось преступлением, независимо от того, наносило ли деяние вред кому-либо или обществу, или же оно было полезным. Правда, иногда все же объективное свойство преступления – его антисоциальность – в петровском законодательстве появлялось. Например, в Артикуле воинском 1715 г. преступления определяются как деяния «вражеские и предосудительные против персоны его величества или его войск, также его государства, людей или интересу государственного»[220].
Надо отдать должное русским ученым: они (за редким исключением) признавали материальное понятие преступления, конечно, в сочетании с юридическим. Об этом обстоятельно