– Хочешь сказать, Актей сам заразил меня и сам подвёл к исцелению? – кряхтя, осведомился Альдред.
Он добрался до вершины и лишь чудом поднялся на новую для себя высоту. Не успел он встать с четверенек, поднимаясь на ноги, как вдруг увидел перед самым носом лицо Мелины. Призрак смотрел на него со значением.
Миг – и с губ её сорвался фундаментальный вопрос:
– С чего ты взял, что тебя исцелил тот врач?..
– Кто, если не он? – озадачился Альдред, вставая в полный рост.
Задача не из лёгких, учитывая, сколько всего на его хребет навешано. Руки плетьми вело из стороны в сторону. Он выпрямился, глядя на призрак сверху-вниз. Мелина сделала шаг навстречу, пролонгируя зрительную дуэль.
– Вдумайся хорошенько в то, что я скажу, – настоятельно советовала кукла Сокофона. – Человек находит способ одолеть болезнь, созданную Богом. Человек. Одолевает. Болезнь. Созданную Богом Смерти. По-твоему, такое бывает?
Флэй тщательно поразмыслил над акцентами, что расставила возлюбленная. Не имел свойства верить в чудеса. Вернувшись трезвым рассудком в тот злосчастный день, он увидел своё исцеление в ином свете. И хотя выглядело всё правдоподобно или около того, если Пращур – и вправду умнейший из Богов, триумф Альдреда обесценивался разом. Былой вкус его победа потеряла.
– Разве нет? – неуверенно выдавил из себя Флэй, хмуря брови.
– Неважно, кто доктор Ван, кто – Фульвио. Учти виды Прародителя на тебя и меня. Пойми, что оба – всего лишь пешки в игре Бога Смерти, – холодно твердил Сокофон, приоткрывая завесу тайны перед своим Киафом. – Сколько бы звеньев цепочки ни связал воедино Пращур, они все вели к тебе. К моменту Вознесения. К удару, который ты нанёс Иоланте, и дал дорогу И… прочим Киафам.
Лицо Альдреда приобрело землистый оттенок от злости. Причина проста: его вверг во фрустрацию сам факт абсолютного бесправия.
Больно оттого, что не Альдред крутит Поломанный Мир. Хуже всего то, что даже не Поломанный Мир диктует ему направление, а кто-то другой.
Если каждый шаг его был заранее вымерен Актеем Ламбезисом, немудрено чувствовать собственную неполноценность. Ведь за право самостоятельно выбирать путь он и боролся с Инквизицией.
По-умному боролся. Не пёр, как безмозглый баран прям на ворота, нет. Он медленно, но верно выжидал момент, чтобы вырваться на свободу. Выдрать свой триумф зубами и когтями. Только вот пасти не хватило урвать целый кусок. И каждый раз об этом вспоминая, Альдред испытывал вполне физическую боль.
Все напрасно в свете слов, которые говорила первая любовь.
Отчаяние подкралось внезапно.
– Значит, вот мой удел? Быть пешкой в игре Богов? Даже не Богов, а одного,