в напевный скрип, в страну под облаками,
всё выдержат златые тросы, чьё
сокрыто золото под войсковым мазутом,
прошедшим полстраны: пусты канистры,
по ним камыш побьёт, заглядываясь на
удары барабанных палок,
ведущие кирпич, призвавшие цемент.
Долбили клювами, творили
сквозной ответ стремленью человека:
да, инструменты духовые – лучший,
пожалуй, вид подзорного усилья,
ведь дальше зрения – музы́ка долетит,
ухватит присмирелые планиды,
себя вручившие покорно восприятью
людскому, самовольному:
не затупить бы пенье
усердным птицам.
Поймав дыхание, определив
его дневное направленье, скрипнет
столетний флюгер, познавая
строенье лёгких: назначать всеобщим
обменом кислородным – речь о главном —
всё легче, чем – ржавея – удаляться
от всех металлов благородных.
Какой шутник скрошил буханку хлеба
на бронзу? Недослушав стук глухой
ритмичных утолений птичьих,
совпасть нельзя с движеньем звуковым,
что стало небом, столь открытым взгляду:
увидев дворника, следящего за чистотой
познания – кто хочет светом стать
далёких звёзд – идёт смелее,
вдыхая ветер.
Что звёзды в телескопе бронзовом —
ужели золотыми показались,
возгонкой алхимической насытив
желанье перемен? Тряпьём протрёт
рука заботливая памятник победе
над прежним знанием иль новым —
неважно, если ветер ляжет
во тьму подзорной флейты.
«Свобода – в равенстве сторон» —
с причала долетела фраза,
ещё чуть-чуть – родится лозунг,
пока проходит по морскому дну
осенний свет в толпе подобных:
волной над миром восстаёт,
по сердцу не стекает блюз,
волной другой предстанет имя
любви невыразимой, но не ждёт
припева этот дождь, пересекая
аккорды самовольной правдой.
Незанятого места холодок,
телесное тепло, продлившее пейзажный
рассказ про невозможность отыграться
(сюжет придуманный, ненастоящий) —
азартный некто всё поставил
на блеск пустых сидений;
в числе счастливейших мерцаний
найти своё, подбрасывая в воздух
монету, что охотно в переплавку
пойдёт во имя тишины какой-то.
По набережной двигал ветер
пластмассовые стулья – и для них
цепей, должно быть, не нашлось;
пристёгнутая мебель в шорох тента
подкидывала звон блестящих звеньев;
ржавели якоря, не зная взлёта
к матерчатой беззвёздной темноте,
в какой дыра любая выглядит, как солнце
на