Запинаясь, Смити говорит, что все заявления Стоуна и показания очевидцев были подтверждены и, насколько он знает, больше добавить нечего.
– Мне очевидно, – начинает судья, и моя кровь закипает, – что, поскольку нет каких-либо свидетельств халатности либо злого умысла, мы можем установить следующее: обвиняемый не несет ответственности, в то время как жертва в определенной степени ответственна за исход события. Поскольку прокурор и штат Джорджия не предъявляют обвинения, я тем самым принимаю ходатайство ответчика об оставлении иска без рассмотрения. Заседание объявляется закрытым. – Судья Ньюсом с силой ударяет по столу молоточком. Дерево трещит, как от последнего гвоздя, забиваемого в крышку гроба.
В зале поднимается гомон облегчения и радости, будто на пиру.
Неважно, насколько ты уверена в результате; все равно, услышав его, оказываешься не готова.
Будто учитель в школе отмахивается от объяснений, почему ты опоздала в школу.
Будто действия Стоуна были неважными. Незначительными. Ничтожными.
Будто это совсем пустячное дело, что он убил Адэйр. Бабуля встает, как если бы закончила свои дела в церкви, проповедь завершена и говорить или делать больше нечего. На ее лице ни тени злости или тревоги.
– Без рассмотрения? – ору я. Это безумный, ошеломляющий звук, от которого все в зале мгновенно замолкают.
Все пялятся на меня, будто я лишилась своего чертового разума. Может, так и есть. Шериф Джонс смотрит на меня как на дикое животное, которое сорвалось с цепи. Кровь кипит. Ноги несут меня вперед – есть у них привычка так делать прямо перед тем, как я совершу какую-нибудь глупость.
Надо было взять с собой нож.
Или пистолет дяди Дуга, если бы знала, где его спрятала тетя Вайолет.
Я вытаскиваю проклятое яйцо из стаканчика и крепко сжимаю его. Другая рука ищет в сумке мешочек.
– С тобой, как поступил ты! – Неистовый гнев и слюна брызжут у меня изо рта. Несущей проклятия наперстянкой я яростно тычу в Стоуна. Он, спотыкаясь, отступает назад, когда я перелезаю через лавку.
Он слишком медлит и не успевает.
Правой рукой я разбиваю яйцо и размазываю его по лицу Стоуна. Левой – взмахиваю мешочком силы, и крошечные щетинки шиповника застилают ему глаза, словно туман.
Я с хрустом ударяюсь щекой о деревянный пол зала. Я чувствую запах одеколона после бритья и сигаретное дыхание шерифа, когда он наваливается на меня сверху.
– Проклятье! Девчонка, я же говорил не делать глупостей.
Он коленом прижимает меня к полу, заводя мне руки за спину. Металлические браслеты со звяком оборачивают запястья.
– Ублюдок! – Я дергаюсь и вырываюсь из удерживающих меня рук. – Ты заплатишь за то, что сделал! Заплатишь, твою мать!
Будто лучик солнечного света,