– Да как же я его спасу-то? – забормотал смущенный Еремей. – Он же сам признался, потому его и в крепость увели. Теперь его уж никто не спасет.
– Спаси! – не унималась девчонка. – Век Бога за тебя молить буду! Рабой твоей, если пожелаешь, стану! У меня же кроме батюшки никого не осталось! Только спаси его миленький. Только спаси.
Кричит она так, обнимает Чернышева, и уж даже на колени перед ним упала. Не стерпел Еремей, сердито оттолкнул девку, выскочил из сеней вон и к своему застенку вприпрыжку помчал.
Глава 2.
– Ты куда пропал Еремей Матвеевич? – тревожно зашептал Сеня на ухо вбежавшему в застенок кату. – Андрей Иванович уж волнуется за тебя. Не в настроении он сегодня. Совсем не в настроении.
– Вот он явился! – тут же строго соизволил обратить внимание на Еремея Ушаков, – соизволил, наконец! Здравствуйте, пожалуйста! Мы что же тебя одного здесь должны ждать? Может, ты думаешь, что мы из-за тебя следствие по делу государственному должны отменить? А? Ты что обычай забыл? Кто нас первым в застенке встречать должен? Ты что персоной себя важной представил? Смотри Чернышев, доиграешься ты со мной! Много воли берешь! Ой, много!
Другой бы на месте Еремея оправдываться стал, другой бы стал напоминать генералу, что тот сам отправил ката девчонку до избы довести, но это бы сделал другой, а Чернышев без разговоров схватил, стоявшего посреди застенка подследственного и стал ловко вязать ему за спиной руки.
Подследственный был хил и тщедушен, потому и подвесил его за связанные руки к столбу Еремей в один миг. Мужичонка, конечно, сначала что-то покричал, чуть-чуть подергался в могучих руках ката, но это совсем не отсрочило подвешивание его, над устланным прелой соломой, полом. Не таких ухарей туда вешали. Здесь с любым сладят. Сюда только попади, а дальше уж и не сомневайся.
Чернышев ловко поймал дергающиеся ноги подследственного, стянул их сыромятным ремешком и как полагается, привязал их к другому столбу. Когда первый обряд пытки, под названием повешение на дыбу был завершен, кат скромно отошел в сторону, предоставив тем самым всю свободу действий судье. Судил сегодня в застенке сам генерал Ушаков Андрей Иванович. Он важно обошел вокруг дыбы, как бы проверяя работу палача, и оставшись весьма доволен, одобрительно кивнул головой. Так одобрительно кивнул, что у Еремея краска на лице выступила. Уж сколько раз его хвалили здесь за умение, а вот всё никак не привыкнет и смущается, словно девка красная. Ишь ты, с девкой себя сравнил. Тьфу! Только Чернышев про девку подумал, а уж из темноты те глаза бездонные плывут. Пылают будто два огня светло-синих в мрачном сумраке застенка. Что за наваждение такое?
Кат резко помотал головой и сразу вместо прекрасных глаз узрел приготовившегося