Очутившись в застенке, миролюбивый мужик и оглянуться не успел, как его по всем правилам науки заплечных дел мастеров, вздернули на дыбу.
– И кто ж ты будешь мил человек? – шатаясь из стороны в сторону, попытался приступить к допросу Суков. – К-кто будешь? Отвечай, когда тебя судья царский спрашивает! Ж-живо!
– Вы бы пожалели меня господа, шутейно ведь сказал, – простонал вместо положенного представления незадачливый бедолага. – У меня вот пятиалтынный есть, может лучше, в кабак пойдем. Пропьем его. Снимите меня, господа хорошие. Шутейно ведь я, без мысли, какой.
– Я тебе покажу «шутейно», – подьячий показал пленнику кулак, и вдруг споткнувшись обо что-то, свалился под дыбу.
Еремей Матвеевич сразу же бросился помогать своему незадачливому товарищу и тоже упал рядом. Когда служители тайной канцелярии вновь крепко встали на ноги, висевший на дыбе мужик повторил свою просьбу и вновь заговорил про пятиалтынный.
– А чего, Ерема, – со второго раза заинтересовался предложением подьячий, – может и вправду, в кабак пойдем? А? Раз у него пятиалтынный есть. Чего-то мне с ним возиться расхотелось. А ты, правда, шутейно сказал?
– Шутейно, шутейно, – заверещал мужик. – Да разве бы я такое не шутейно мог сказать. Неужто я не понимаю?
– Тогда в кабак надо идти, – погрозил кому-то на потолке Сеня. – Пойдем Ерема, раз нас человек от доброго сердца приглашает. Я думаю, что нельзя ему сейчас отказать. Обидим крепко.
– Пойдем, а то и вправду у нас с ним как-то не по-людски получается, – согласился с предложением Чернышев и освободил мужика от дыбы. – Пойдем лучше в кабак, раз такое дело.
В кабак они с подьячим пришли вдвоем и без пятиалтынного. Хитрым оказался мужик. Хитрым и проворным. Хорошо, что кабатчик человеком душевным был да с пониманием великим и про долги со служителей Тайной канцелярии спрашивать стеснялся. Еще одну бутыль кат с подьячим одолеть сумели, а вот на следующую сил у них уже не осталось.
Как оказался у порога своей избы, Еремей Матвеевич не помнил, но дверь открыл он со строгостью и зло отшвырнул от себя Марфу, сразу же попытавшуюся снять с мужа грязные сапоги.
– Уйди изменщица, – зарычал Чернышев и хотел при этом ударить кулаком по столу, но после замаха куда-то провалился.
Проснулся Еремей, когда солнце уже вовсю погнало капель с блестящих сосулек. Чернышев глянул хмурым взором на жену, выпил кружку холодного кваса и побежал к застенку. Слава Богу, что здесь никого, кроме Сени ещё не было.
Подьячий сидел на своем месте и при мерцающем свете свечи смотрел на вбежавшего ката глазами недавно побитой собаки.
– И как мы вчера умудрились на пятак так погулять? – вместо приветствия с тяжелым вздохом молвил Суков. – Вот погуляли, так погуляли. Сказать кому, не поверят. Верно ведь Еремей Матвеевич?
– И не говори, – кивнул Еремей, просовывая лучину под сухие поленья в горне. – Вот разошлись. Вот