– Спаси батюшку Еремеюшка, – шептала она, – сейчас не спасешь, так и другой такой возможности не будет. Он же здесь рядышком совсем. За стеночкой. Спаси.
Кат вдруг вздрогнул всем телом, совершенно протрезвел и стал все чаще смотреть на связку ключей казематного надзирателя, которую тот небрежно бросил в угол. Пересев на другое место Еремей смог дотянуться до связки и сунуть её под полу кафтана. Нет, он пока не собирался идти освобождать Кузьмищева. Это было очень глупо для такого умного человека, как Чернышев, но ключи под полу кафтана он засунул. Пока засунул просто так, но скоро он увидел под столом, валявшийся факел, пододвинул его к себе ногой, взял и бочком вышел из каморки.
– Спаси, – опять прошелестел над ухом голос Анюты. – Рабой твоей стану на веки вечные, только спаси!
Выйдя за порог, Ерема остановился, прижался к стене и прислушался. В каморке всё так же шумели. Кат засветил свой факел от стенного и пошел по тускло освещаемому коридору к казематам. Шел он туда, сам не ведая, что делает. Ни о чем во время пути этого кат не думал, и лишь где-то там далеко в его звучала одна и та же глупость: "Вся моря синь в твоих глазах и яхонт алый на губах".
Узник его испугался.
– Ты зачем так рано? – прошептал он, съёжившись в углу. – Мне ж до страстной недели жить велели. До страстной. Отойди от меня кат подлый! Отойди! Ты мне сначала печать на приговоре от государя нашего покажи, а уж только потом к плахе веди! Только потом!
Еремей молча отпер колодку, сгреб сидельца за ворот измятого кафтана и потащил за собой. В переходах крепости их никто не встретил, а вот у ворот казематных стоял солдат Коровин. Он постоянно ежился, плевался и с тоской во взоре наблюдал звездное небо над своей головой.
Кат прижал узника к стене, приложил палец к своим губам, потом погрозил Кузьмищеву кулаком и вышел к солдату.
– Краса-то, какая на улице, – душевно промолвил он, остановившись рядом с солдатом. – Так бы и не уходил бы никуда. Смотри вокруг луны звезд-то, сколько высыпало, будто цыплята с наседкой погулять вышли. Нравится мне Коровин на звезды ночной порой посмотреть. Мысли всякие в голову от их вида, не спросившись никого, приходят. А мне по душе, коли, мысли в голове шевелятся. Люблю я такое шевеление. Ей богу люблю.
– Эх, – махнул на ката рукой солдат, – мне бы Еремей Матвеев твои заботы. Не до звезд мне сейчас. Ты думаешь, мне сладко здесь на часах стоять, когда другие празднуют? Ой, как не сладко.
– Так ты сбегай, опрокинь кружечку, – похлопал по плечу Коровина Еремей. – Я пока здесь за тебя постою. Не случится ведь ничего, пока ты ходишь. Не бойся, ворота не украдут, а если и украдут, то далеко не унесут.
– И