Мои Пюхтицы и Приходские рассказы. протоиерей Олег Врона

выражаясь церковным языком, «зрит к смерти» – уж очень она была как всегда словоохотливой и внутренне бодрой, – но пожелание матери Паисии передал незамедлительно. Матушка игумения, как говорили сёстры, услышав, что мать Паисия приготовилась умирать, или засомневалась в истинности предчувствия монахини, или сама была больна и не смогла пойти, отправила к больной свою ближайшую помощницу мать Георгию (Щукину). Каково же было удивление матушки Варвары, когда мать Георгия, вернувшись через несколько минут, взволнованно сообщила, что застала мать Паисию уже бездыханной.

      Известие о том, что мать Паисия преставилась сразу после святого Причастия, вмиг облетело обитель, вызвав у сестёр удивление и то чувство радости, которое мы порой испытываем за ближнего, когда его, скромного труженика, вдруг награждают у нас на глазах какой-либо очень высокой наградой.

      Припоминаю, что в те дни, когда можно было побеседовать с материю Паисией у самовара с сапожком, мне казалось, что вся её жизнь в монастыре – это какие-то нескончаемые каникулы в родной для неё стихии. Сейчас я понимаю, что мои представления о жизни сестёр и матери Паисии, в частности, были очень поверхностными. Да и кто может постичь весь путь борьбы со страстями каждой монастырской сестры?

      Как ни странно, увидеть мать Паисию с другой стороны её монашеской жизни помог мне портрет работы художника Александра Шилова: «В келие. Матушка Паисия. Пюхтицы. 1988 г.». Она смотрит с портрета глазами человека, который знает всё о взлётах и падениях и о «едином на потребу». Вглядываясь в знакомые черты, я пытался вспомнить, видел ли я когда-нибудь мать Паисию такой, как на портрете. Да, пожалуй, пару раз видел. Один раз – когда мать Паисия, заговорив о монашеских обетах, взяла двумя руками края рясы и, потрясая ими, сказала: «За эти подолы мы ответим пред Богом». И в другой раз, когда в разговоре обмолвилась, что, по её мнению, нет ни одной сестры в монастыре, которая хотя бы однажды не стояла с чемоданом у монастырских ворот с намерением покинуть монастырь навсегда. Правда, мать Паисия не уточнила, в мыслях ли только или в действительности случалось такое с сёстрами.