О своей запомнившейся встрече со студентом филологом Довлатовым на остановке 10 троллейбуса у Филологического факультета ЛГУ доносила студентам на занятии по латинскому языку ненавидевшая коммунистов Н. М. Ботвинник:
– И вот стоит этот Довлатов, – ослепительный красавец с какой-то невзрачной блондинкой, студенткой очень дорого одетой, она дочкой какого-то кэпээсесного начальника была – и говорит:
– Ну, пойми ты, – Маша или Света, или Лена, – не важно. У меня итак уже от трех женщин три ребенка! Куда мне еще твой?
А сам рукой ей молнию на ширинке джинсов то открывает, то закрывает, то вверх её, то вниз. Джинсы тогда были очень редкой вещью, дорогой, только у немногих джинсы тогда были.
Изданная в 1968 году отцом моей преподавательницы Марком Наумовичем книжка «Знаменитые греки: Жизнеописания выдающихся деятелей древней Греции, составленные по Плутарху» была первой, которая познакомила меня с античностью. В 1935 году М. Н. Ботвинник поступил на исторический факультет ЛГУ, но с 1938 по 1940 гг. отбывал срок в Усольлаге.107 В декабре 1939 года он был освобожден и в 1940-е гг. окончил истфак ЛГУ. В войну его с семьей вывезли из блокадного Ленинграда в городок Енисейск Красноярского края, где Наталья и родилась.
На первом курсе Наталья Марковна преподавала мне начальную латынь. Потом я читал с ней Цезаря, Плиния Младшего и Апулея. Очень боялся ее.
Я любил одеваться в духе последнего царствования – черный глухой френч и черные галифе с надраенными до блеска яловыми сапогами, берет или фуражка. А она возьми и скажи мне недобро, что такие как я евреев в Освенциме сжигали в крематориях.
Про Освенцим я знал лишь то, что там уничтожили около 4 млн советских граждан, но за это, полагал я, мы посчитались с врагами. Германцев я врагами уже не считал. Я вырос в Германии, играл с Уткой и Риткой, тетя Урсула меня учила поведению за столом с уймой всяких приборов. Мне с ними нравилось.
Кто такие евреи я знал смутно, на Вятке слово яврей ругательное, вроде чертяки.
Спросил у сокурсников, те объяснили мне, что евреи – это жиды. Так я увлекся прошлым и языками этого любопытного племени, думающего иначе, чем вятские. Уже в следующем году я поступил на вечернее отделение Еврейского университета по специальности «Тора и Талмуд». Там было весело, девки хорошие, заводные, красивые. Это был второй набор туда.
Пунийская, или как ее ныне именуют семитская, речь сильно влияет на языки бывших господ. Она, как говорят знатоки, превращает языки господ из синтетических в аналитические. Это сужает воображение души от сияющего ничто до зеркальной плоскости.
Евреи довольно любопытные существа, очень приземленные. На Вятке их ругали за непроходимую житейскую тупость, лень и неумение закатывать губу. Частушка еще была:
Не ходите девки в баню,
В бане моется яврей.
У яврея