№79697. Патимат Исаевна Айгунова

нас очень громко стал кричать раненный, в которого попали осколки взорвавшейся мины. Это был азербайджанец. Трое-четверо рядом находящихся солдат подползли к нему, чтобы помочь, но в них тоже попала мина и разорвала всех в клочья. Следующая мина разорвалась между мной и тем русским с ручным пулеметом. Русского разорвало на куски. Меня же приподняло и бросило оземь взрывной волной. Мой вещмешок, который был набит патронами, оторвало от ремней, подняло, и он с силой ударил мне по голове, рассыпав патроны. Никак не мог я прийти в себя от этого взрыва, который произошел совсем рядом, но меня не задело ничем. В голове гудело, звенело, я ничего не соображал. Видел, что оба брата уже лежат на земле. Миаз молчал, видимо, был без сознания.

      Тут бой, если можно было так его назвать, стал утихать… С немецкой стороны стали меньше стрелять. Мы с Гаджи стали подниматься и оглядывать местность после такой мясорубки. То там, то здесь тоже стали подниматься солдаты, кто, шатаясь от контузии, кто, хромая, кто на четвереньках стали выползать из укрытий. Но основная часть, наверное, 95 процентов от всех, кто там был с нашей стороны, остались лежать в снегу…

      Мы решили оттащить Миаза с поля боя в тыл и вернуться к своему оружию. Даже предположить не могли, что тыла-то уже нет. Я взвалил его на спину, а Гаджи его держал за ноги. Но не успели отойти немного назад, перед нами вдруг неожиданно появилось несколько немецких солдат. Сняв со спины Миаза и положив его на землю, мы встали на месте. К ним подошли еще немецкие солдаты, которые до этого осматривали лежащих на снегу солдат, искали среди них живых. Если солдат мог самостоятельно передвигаться, то его пинками гнали, а тяжелораненых либо добивали штыками, протыкая им тело по самую мушку, либо стреляли в него на месте. Всех, кто мог передвигаться, согнали в одну кучу. Мы взвалили Миаза на спину и потащили с собой. И пошли. Точнее, немцы нас погнали в сторону своих окопов.

      Нас обыскали, допросили. Среди нас были тяжелораненые Миаз и еще один аварец. Миаз не мог говорить. С ним еще отделили трех-четырех тяжелораненых. Старшину с перебитой рукой, которая висела плетью буквально на одной коже, тоже отделили к тяжелораненым. Ветер холодный бил в лицо, что невозможно было держать его прямо. Да и на душе было жутко от этой безысходности. В селе Алексеевка, около которого был этот бой, нам указали на сарай без крыши. Тех раненых положили в угол, где было поменьше снега, подстелив наспех солому. Мы едва успели попрощаться с Миазом, обняв его напоследок. Не дали даже минуты! Вряд ли они выжили там… Я не в состоянии был предположить что-то на его счет, потому что нес Миаза на спине, а она была вся в его крови.

      Потом нас вывели из этого села и по бездорожью повели в соседнее село. Дошли к вечеру, сопровождаемые ужасным ветром. Нас вели четверо немецких солдат, вооруженных автоматами. Они срывали с головы солдат приглянувшуюся себе теплую ушанку и надевали на себя. Свои же пилотки засовывали себе в карман.

      Недалеко от соседнего с Алексеевкой села находилась свиноферма. Офицер с хищным взглядом нас посчитал