В других ячейках – пустые бумажники. На странице записной книжки – несколько слов на иностранном языке, сегодня они отзываются, наверное, торопливой жаждой жизни и тоской. Ирен может попросить их перевести. Но никто не сможет рассказать ей, почему они были так важны для того, кого догола раздели у лагерных ворот. Строгие обручальные кольца – ни муж, ни жена не снимали их с безымянных пальцев со дня свадьбы. Перстни с печатками. Дешевые украшения, старомодное кокетство. Разбитая оправа от очков.
Эти вещи не имеют торговой стоимости. То, что можно было обратить в звонкую монету, украдено, исчезло без следа. А здесь – остатки, которыми пренебрегли убийцы, их незначительность ясно говорит о скромной жизни владельцев. В тот момент отправления в долгое путешествие в неизвестность они унесли с собой все то драгоценное, что не имеет веса. Удостоверения личности, несколько сентиментальных талисманов. Воспоминания о той жизни, которую они надеялись найти нетронутой, когда вернутся обратно – после ареста, застенка, пыток, опломбированного вагона.
Большинство вещей принадлежало узникам лагерей Нойенгамме или Дахау. Политикам, асоциальным элементам, гомосексуалам, принудительно угнанным рабочим. При помещении их в лагеря все это складировали в хранилище личных вещей.
Редко кто из евреев удостаивался такой привилегии. Большую часть евреев уничтожали сразу по прибытии в лагеря. Все, что у них было, расхищено и переработано военной нацистской машиной. Вплоть до волос, золотых зубов, жира, вытопленного из трупов.
В начале шестидесятых годов ИТС получил около четырех тысяч предметов. В те же годы тысячу из них возвратили.
О предмете, который еще ждет возвращения своему хозяину, говорят: он не востребован.
У Ирен чувство, будто они взывают к ней. Ей нужно выбрать из них какой-то один или позволить ему выбрать ее.
Она выносит маленькую марионетку с поблекшей, обтрепавшейся по краям тканью. Белый Пьеро, точнее – уже посеревший, в своем платье с гофрированным воротничком и пилотке, пришитой к голове. Ростом с человеческую ладонь, он выглядит чужеродным среди часов и обручальных колец. Уцелевший после детства.
Белые перчатки она натягивает словно вторую кожу. Аккуратно вынимает из ящичка Пьеро и кладет перед собой на стол, под молочно-белое освещение. Удачно – на конверте уточняется имя владельца: Теодор Мазурек. Вот и все, чем он владел, когда попал в лагерь Нойенгамме. Ирен представляет себе ребенка в слезах, у которого вырывают тряпичного товарища, утешавшего его в долгом и устрашающем путешествии. Он не такой уж большой. Можно спрятать в карман. Ирен вспоминает плюшевого кролика, с которым ее сын не расставался, когда был ребенком. О его вонючем и растрепавшемся