Перед отплытием из Японии я написал несколько писем. Своему дяде дону Диего Кабальеро Молине, отцу дону Диего де Кабрере и настоятелю монастыря Святого Франциска в Севилье. Сообщил, что на пути из Новой Испании, возможно, заеду с японцами в Севилью. Я просил их, если это случится, устроить самое великолепное и яркое представление, какое только можно, чтобы показать испанцам, что слава и величие Господа достигли маленькой страны на Востоке. Японцы для жителей Севильи – зрелище столь диковинное, что даже сравнить не с чем, и, конечно, можно предположить, что посмотреть на них соберется немало народу, но надо, чтобы эффект от этого был максимальный. Это послужит славе Господа нашего и распространению Его учения в Японии, писал я. Чтобы письма дошли быстрее, я собирался отправить их из Акапулько специальным конным экипажем до Веракруса, а оттуда срочной почтой – в Севилью.
Вчера, когда мы закончили учить нужные фразы и слова, я снова стал рассказывать собравшимся в большой каюте японцам о жизни Иисуса.
– Вера твоя спасла тебя! – Я вдохновенно рисовал картины исцеления Господом страждущих в Галилее: как хромые пошли, слепые прозрели, телеса прокаженных очистились. Я смотрел на лица японцев и видел – они потрясены. Я знал, что от религии они всегда ждут и исцеления от болезней, и специально выбрал из Писания рассказ о чудесах.
– Однако сила Господня исцеляет не только тела, но и души.
Этими словами я закончил сегодняшнюю беседу. Кажется, она прошла удачно. Но, честно говоря, все еще впереди. Предстоит пройти долгий путь. Почему? По своему многолетнему опыту я знаю, что японцев можно привлечь рассказами о чудесах или их собственных прегрешениях, но как только заводишь речь о воскрешении, составляющем суть христианства, или о любви, требующей от человека полного самопожертвования, на их лицах тут же возникает недоуменное непонимание.
Во время ужина капитан Монтаньо сообщил, что давление падает и с юга нас медленно, но верно догоняет шторм, которого все так боялись. Я и сам заметил, что уже после полудня волны стали намного выше; море, которое вчера было красивого темно-синего цвета, постепенно налилось холодным свинцом; сталкивающиеся водяные валы оскаливались белыми клыками и, вздымая тучи брызг на носу, перекатывались на палубу. Чтобы вывести корабль из штормовой полосы, заявил капитан, круто берем право руля.
К полуночи шторм почти настиг нас. Поначалу качка была не такой уж сильной; я сидел в каюте, которую мы делили с помощником капитана Контрерасом, и писал дневник. Контрерас со всей испанской командой и японскими матросами поднялись на палубу и, привязавшись, ждали штормовой атаки. Корабль раскачивало все сильнее. Свеча с громким стуком свалилась со стола, из шкафа посыпались книги. В тревоге я выскочил из каюты и устремился на палубу,