Прежде чем примерить на Яшку обновки, Надежда решила спороть с пальто звезды. Она не хотела, чтобы ребенок знал, откуда вещи. Взяла ножницы, пошла к себе в комнату. Срезала первую, что была пришита на спине, а когда взялась за ту, что на груди, почувствовала, что под ней что-то есть. Отпоров край, Надежда извлекла из-под желтого шестиконечного лоскута записку. Дрожащими руками развернула плотно сложенный клочок бумаги и прочла: «Люди добрые. Нам нежить, но умоляю вас, Бога ради, спасите хотя бы ребенка. Ефим Голдберг, 17/3/1931 г.р.».
– Ох ты, боже мой, – закрыв рот ладонью, прошептала Надежда и перекрестилась. – Думали, наверное, если кто мальчонку найдет, то первым делом звезды оторвет… Боже мой, боже мой, боже мой… А ведь это мог быть Яшенька…
Сдавило грудь, налились слезами глаза, подкатил к горлу ком. Почувствовав, что вот-вот разрыдается, накинула на плечи платок и выскочила из дома во двор. Отперев сарайный замок, вошла внутрь, притворила за собой дверь и, опустившись на деревянную колоду, заревела в голос. Злость, обида, бессилие, страх – все, что накопилось в душе за последние месяцы, рвалось наружу. Раскачиваясь, как маятник, из стороны в сторону и сотрясаясь от рыданий, она заливала слезами разглаженные на ладони две тряпичные желтые звезды и клочок бумаги с мольбой о помощи. Немного успокоившись, опустилась на колени и стала разгребать руками податливую, вперемешку с опилками и щепками землю. Бережно положила в неглубокую ямку звезды с запиской и так же бережно засыпала. Прошептала молитву, перекрестилась и, постояв с минуту над свежей могилкой, вышла из сарая. Зайдя в дом, притянула к себе Яшку, обняла крепко – и так стояла долго-долго. Яшка не вырывался, стоял смирно, опустив руки по швам. Понимал: так надо.
Вещи пришлись впору, разве что пальто было немного великовато, но Надежда не придала этому большого значения. На улицу все одно не выйти, а по чердаку ходить – так какая разница. Но ни связанные Надеждой шерстяные носки, ни купленная у полицая Стаськи теплая одежда не спасли Яшку от простуды. На чердаке с каждым днем становилось все холодней, и хоть самые большие щели были законопачены, но сквозь малые все равно сквозило.
Как-то утром, после отъезда офицера на службу, Яшка, как обычно, спустился вниз, но был какой-то вялый и бледный. Пожаловался на головную боль и озноб, позавтракал без аппетита, а чуть позже все, что съел за завтраком, вырвал. Пощупав Яшкин лоб, Надя тут же уложила его в свою кровать, тепло укрыла и заставила выпить горячий чай с малиной. Яшка от чая с малиной хорошо пропотел и уснул. Надежда то и дело бегала в комнату, щупала Яшкин горячий лоб и молилась о том, чтобы это не было чем-то большим, чем простуда. К счастью, немец с утра предупредил, что дежурит сутки в госпитале, и Надежда благодарила Бога за эту возможность не отправлять