– Понимаешь, Йоська, даже если немцы нападут и русские нас от них защитят, то рано или поздно нас всех тоже куда-нибудь выселят или посадят. Подозреваю я, что не пылают они большой любовью к евреям, да и к латышам тоже. Такова их политика – бить одних, чтобы другие боялись. Посмотри, что за жизнь у них там, в России. Нищета. Когда они вошли сюда в прошлом году, через два дня все магазины были пустые: все выкупили. Нет чтобы у нас учиться, так теперь хотят, чтобы и у нас было, как у них. День за днем насаждают свои порядки. Хотя и от Гитлера ждать ничего хорошего нельзя. Я разговаривал с евреями – беженцами из Польши, они рассказывают такие страшные вещи о том, что там немцы творят, что аж не верится, что такое сегодня возможно. В общем, Йоська, скажу я тебе так: между двух огней мы. Ты знаешь, я никогда даже не задумывался о том, чтобы уезжать с насиженных мест, но выходит, что не дураки те, кто вовремя уехал отсюда, кто в Палестину и в Африку, а кто и в Америку.
– Ой, о чем ты, Сема, говоришь? – вмешалась в разговор Фира. – Ты что, думаешь, им там так сладко в чужой стране, среди чужих людей? Я бы и дня там не прожила, и не надо мне их денег. Посмотри на своего младшего брата. Этот шлимазл всегда мечтал уехать в Палестину. Он думал, что там манна с неба падает, – она взяла с буфета фотографию младшего сына и, нежно погладив ее, осторожно поставила на место. – Это мне он пишет, что все у него хорошо, а я встретила Хану – так она говорит, что он все никак устроиться не может по-человечески. А ведь хорошая девочка эта Хана и из интеллигентной семьи. Мог бы жениться и жить себе припеваючи, так нет же, поперся в эту даль. А клог цу майне ерн [21]. Жалко, папа не дожил: он бы ему дал Палестину…
– По крайней мере, мама, у него там нет наших забот и у него не болит голова, куда бежать от Сталина и Гитлера.
– Знаешь, Сема, хорошо там, где нас нет, и, поверь мне, у него там своей головной боли хватает. А насчет немцев – не поднимай раньше времени гвалт. Что мы знаем? Мало ли что сказал какой-то сумасшедший поляк. Я хорошо помню, когда немцы были здесь в восемнадцатом году. Мы тоже очень боялись, и я, и папа, но они никого не тронули и были с евреями очень хорошо. Я тебе даже больше скажу: они назначили тогда городским головой ни кого-нибудь, а еврея Мовшензона, у него в Гайке фабрика плиточная была. Известный был человек, его потом русские в девятнадцатом расстреляли. Так что все эти разговоры – цум тохес [22]. Да и не будут они никогда воевать друг с другом: что им делить – Латвию? Тоже мне, лакомый кусок. Они как-нибудь договорятся и у нас не спросят. А грейсер вонц мит а клейнер вонц. Верен зей гелеймт, але бейде