Лида исподлобья взглянула на подругу, она мыла посуду.
– Маленков – тот умный был.
– А Булганин какой?
– Не знаю, он военный.
– И что?! – с неудовольствием нахмурилась Нюра.
– Маленков зарплату поднял, налоги с крестьян снял, за что его турнули? – продолжала подавальщица.
– Потому что не справлялся, газеты читай!
Лида домыла посуду и, обтерев вафельным полотенцем руки, с долгим вздохом опустилась на стул.
– Мне, Нюрка, что твой Булганин, что Маленков – оба по барабану, лишь бы не трогали. Давай чай пить!
Нюра достала варенье, Лида расставила чашки, порезала хлеб и колбасу. За два года горкомовский спецбуфет стал жить богаче.
Подруги поели и теперь лениво сидели, глядя друг на друга. Нюра растолстела.
– Колька, брат, приезжал, – сказала Лида. – Все такой же деревенский, неотесанный.
– У меня братьев не осталось, все на фронте сгинули, – грустно отозвалась Нюра.
Лида подобрала со стола крошки и сунула в рот: не забыла, что такое голод.
– Когда в деревне жила, такие со мной странные вещи творились, аж вспоминать страшно! – неожиданно сказала она.
– Расскажи! – попросила Нюра.
– Слушай!
Жили мы с мужем в доме на самом краю деревни, скоро ребенок родится. Наша комнатушка малюсенькая была, решили перейти в комнату побольше, где раньше мать моя жила, уже с полгода, как ее не стало. Всю комнату от старых вещей освободили, потолок побелили, стены покрасили, кровать туда поставили собственную и шкаф занесли, лишь стол старый со светильником из маминой комнаты не убрали. После ремонта хорошая комната получилась. Но мне в этой комнате почему-то неуютно было. И вот как-то ночью проснулась я и не могу заснуть, лежу и тени разглядываю – причудливые тени ночью за окошком прыгают, особенно когда облака на луну наползают. Смотрела я в окошко, смотрела, пока в дремоту не потянуло. Глаза слипаются, а тут светильник сам по себе вспыхнул, разгорелся, и свет его, как вода из фонтана, стал на пол изливаться, и смотрю я, не светильник это вовсе и не свет водопадом льется, а огромный человек передо мной предстал. И замечаю, что он лишь до половины человек, а другая половина – черт с горящими глазами! Я мужа толкаю – смотри! Мы повскакивали с постели, громкими криками кричим: «Чур! Чур! Пропади пропадом! Пропади!» Пропал, – вздохнула Лида. – Вот какое случилось. Потом батюшку из церкви пригласили, он долго кадилом кадил, водою святой брызгал, молитву читал, пообещал, что всех выгонит.
– Кого – всех?
– Всю нечисть, – округлила глаза Лида.
– А-а-а-а-а… – передернула плечами Нюра.
– Потом со мной другое случилось, – наклонясь к подруге, продолжала подавальщица.
– Чего? – еле слышно прошептала буфетчица.
– Сплю я как-то в этой самой комнате и почему-то проснуться хочу, глаза приоткрыла, смотрю, кот Мурчик лижет мне руку, пригляделась, а это не кот! Сидит на краю