– Что это было?
– Прорыв плотины.
– Какой плотины?
– Не знаю. Знаю, что ты мать всех щелок. Матерь Богов.
– А ты Приап Сперморожденный.
Я заржал. Она тоже. Это было что-то нервное, даже страшное, как возвращение к себе после долгой отлучки. Сучки-случки-отлучки! Такая вот белиберда в голове, представляете?
Я сполз с Ангела и закурил прямо в купе. Посмотрел на часы. Нехило мы вздремнули. Возвращение в реальность было паскудным. Как будто я пас единорогов, а теперь снова буду пасти свиней.
– Слушай, я вся в крови.
– Посмотри на мою спину.
– О Господи! Это я?
– Ты. Или буфетчица. Технически она могла проскользнуть в купе и поцарапать меня граблями.
Меня несло. Когда меня несет, я задаю вопросы.
– Ангел, ты слишком хорошо говоришь и шикарно думаешь для продавщицы мясного отдела. Кто ты?
– А тебе не кажется, что во мне должна оставаться тайна?
– Тайн не осталось. Сейчас они выглядят искусственно. Ты не чувствуешь?
– Чувствую. Ты имеешь в виду соитие?
– Да. Соитие. Очень точное слово. У меня раньше не было соитий. А у тебя были?
– Нет.
Если б могли, мои брови убежали бы на затылок.
– Кто ты, Ангел?
– Ну, хорошо. Я родилась в селе Верещагино в семье библиотекаря. Меня мама одна воспитывала, отец рано умер. Потом я уехала в Пермь, чтобы стать актрисой. Не поступила. Осталась. Пошла по рукам. Оказалась на панели.
– А как ты сошлась с Бориской?
– Я подсела на героин. До ручки дошла. Уехала в православный реабилитационный центр. Ну, можешь представить: строгие матушки, власть обряда. Соскочила. Вернулась в Верещагино. А там Борис храм строит. Он тогда не пил, вырезал по дереву. Талантливый был. Талантом и подкупил.
– Почему