– Это у нас компрессор, – со вздохом сказал Дмитрий. Эта Джесс его уже утомила донельзя. Прислали сверху репортершу, а он теперь ей тут все показывай, рассказывай, да мучайся. Ладно если бы прислали какого члена-корреспондента с должным багажом знаний. Какого-нибудь сухонького, седовласого, в очочках – это было бы идеально! Ему бы Дмитрий с превеликим удовольствием показал бы тут каждый закуток, рассказал бы о том, что и как они тут делают, а эта… доходяжная пигалица, которой или инопланетян подавай, или скандал селебрити, или еще что из той же оперы. Ну не в зуб же ногой!
Ну нашли мы новые виды бактерий, несколько видов микроорганизмов, для нас – это прорыв, для всего научного мира – это прорыв! А для нее… Для нее – это все не то. Теперь вот она решила показать широкой общественности супер-пупер оснащенность станции, что будет сулить миру огромные прорывы в глубины познания. А на оснащение это смотрит и вентиль от системного блока отличить не может. С кем она, интересно, там, у себя в своем научном журнальчике, спит, что ее сюда отправили?
– Хм… – задумалась Джесс, приложила все тот же ухоженный пальчик к губкам бантиком, – а зачем он?
– Воздух качать.
– А зачем его… качать?
– Для работы пневматических систем, – возвел очи горе, – Когда на станцию заходили, видели шлюз открывался? Это пневматика. Балансировка станции на пневмоцилиндрах, и… – О, здравствуйте, Рей! Познакомьтесь. Это Рей Вассерман, начальник лаборатории репликации ДНК.
– А, это и есть та самая репортерная штучка? – он улыбнулся, улыбочка эта на его пухлом, противном лице, Дмитрию не понравилась. Но все же ответил.
– Да-да. Познакомьтесь. Джессика. Рей. У него очень интересные…
– Подождите, Джессика, я бы сразу вам хотел сказать. Не суйтесь ко мне ни-ко-гда. И если вы, красавица, на чем ваши достоинства и заканчиваются, хотя бы посмотрите в мою сторону…
– Все-все, Рей, идите, мы вас больше не отвлекаем, – торопливо перебил его Дмитрий. Рей, этот мелкий, толстенький ученый, гордо развернулся и зашагал прочь своей переваливающейся походкой, – Извините. Попадаются у на вот такие, неуживчивые. Простите.
– Да ничего страшного. Ой, а это что за штучка? – и ее волшебный ноготочек указал куда-то в сторону и снова надо объяснять, но не успел. Взвыл дурниной компрессор, и Джессика завизжала громко и испуганно. Дмитрий улыбнулся откровенно и радостно.
***
Дмитрий был начальником звена аквалангистов подводной станции Челленджер, ну и находилась эта станция, как не сложно догадаться из названия, в Бездне Челленджера, а та, в свою очередь, в Марианской впадине. Станция располагалась в середке серпа Бездны Челленджера на глубине десять тысяч шестьсот метров. Тут была самая широкая, и относительно ровная часть бездны. Целью создания станции было изучение глубоководной жизни, что, по логике, не очень то и способна была тут существовать. Но она существовала! И была весьма оригинальна, разнообразна. К примеру те же самые гигантские амебы ксенофиофоры. Амеба, что она есть в нашем, обычном понимании – штуковина, которую разве что в микроскоп углядишь. А эти – в десять сантиметров вымахали, да еще и были невероятно токсичны! Ну там креветки, крабы полупрозрачные, микроорганизмы просто толпами – все тут было! Прямо океанариум перенасыщенный вместо мертвой пустыни дна. Да и само дно тут было иное, нежели чем где бы то ни было в океане. Что мы видим по всяким там каналам дискавери. Там водоросли, тут камушки, а вон там – там у нас кораллы различные произрастают, песочком все это поверх присыпано.
Тут о песочке вспоминать не приходилось. Все покрыто какой-то серожелтой слизью. Это то что осталось от прочей органики, что гоняет по более верхним океаническим слоям, а попадая сюда, на глубины, превращается… Ну запихните под пресс кусок мяса с костями, и посмотрите во что это превратится. Ну и тут нечто подобное. Поэтому выходы в специальных экзоскафах за пределы глубоководной станции для Дмитрия Захарова и его команды превращались в нечто с родни выходу на просторы иных планет. Все тут было непривычным, ненормальным, и даже страшно себе представить, что бы случилось, если бы где-то, хоть как-то, хоть чуточку повредился бы экзоскаф. Диким, страшным давлением воды их бы попросту на куски бы порезало тонкой струйкой внутри их капсул управления.
Но в целом работа Дмитрию очень даже нравилась. Было в ней что-то такое, яркое, героическое, чувство, что делаешь не простое, шаляй-валяй обычное, а нечто важное, что может оставить след в истории
В его каюте вспыхнул проблесковый маячок – выход. Опять там биологи что-то удумали, определили какое-то направление, и вот он, Дмитрий Захаров, со своей командой сейчас должны будут угнездиться в своих здоровых экзоскафах и выйти на склизкий грунт бездны Челленджера – шагнуть на неизведанную планету.
Дмитрий соскочил с койки, немного размялся, накинул на шею полотенце, и отправился в командный отсек, где обычно и происходил брифинг перед выходом за пределы глубоководной станции.
Зашел в командный и тут же скривился, будто