– А Корах? Айрис?
– Их не видел.
– А долго ли нам плыть?
– Кто знает. О кораблях Морского народа говорят, что они быстрее ветра.
Они плыли около недели. Так, во всяком, случае, показалось Эйвион, но точно она не знала. Она засыпала и просыпалась, время от времени замечая, что свет, пробивавшийся между палубных досок, более ярок, или наоборот, тёмен. Один раз корабли попали в бурю: качало невероятно, доски скрипели, вода лилась сверху потоками, волны били так, что казалось: ещё немного, и кораблю придёт конец, снаружи дико свистел ветер – даже здесь, в закрытой со всех сторон клетушке, закладывало уши. Пленники молились, взывая к Матери Боанн и всем водяным исбри, кто громко, кто про себя, еле шевеля потрескавшимися губами.
За всё время их так и не выпустили наружу, и мышцы у Эйвион совсем затекли. Комнатка, в которой их держали, была небольшой, примерно шесть шагов в длину и три в ширину, с толстым столбом мачты посередине. Встать во весь рост здесь не получалось, но лишь сильно наклонив голову. Ходить взад и вперед тоже было затруднительно – мешали ноги сидящих и лежащих солдат, но делать это иногда приходилось: в дальнем конце комнаты была дырка в полу, заменявшая отхожее место. Двери в комнате не имелось, лишь четырёхугольный люк сверху, через который пленникам один раз в день бросали еду и бурдюк с водой. Еды едва хватало на всех: по маленькому кусочку вяленой рыбы, вызывавшей жажду, а вода попахивала затхлостью. Было очень жарко и душно, особенно последние два дня пути, а когда открывался люк, Эйвион видела безоблачное белёсое небо, с которого палило солнце. Некоторые из пленников скидывали грязную вонючую одежду, раздеваясь чуть не донага; Эйвион с трудом сдерживалась, чтобы не последовать их примеру. Её платье превратилось в корку, а тело нещадно чесалось.
Крышка люка с грохотом откинулась в сторону.
– Выходить!
Пленники один за другим выбирались наружу: по очереди вставали под люком, и их за руки вытягивали наверх. Яркий свет солнца ослепил Эйвион так, что первые несколько мгновений она отчаянно жмурилась, переступая с ноги на ногу на горячих досках палубы.
Корабль плавно покачивался на волнах, а впереди, не дальше чем в двух-трёх милях, виднелась жёлтая полоска берега.
– Раздеться! – приказал тот же голос. Эйвион глянула: это был Ал’иир, всё в тех же широких штанах и с обнажённым торсом.
Переглянувшись, пленники с хмурым видом принялись снимать одежду. Эйвион стояла, не понимая, что делать. Потом, посмотрев на остальных, медленно стянула с себя платье, оставшись в нижней рубашке.
– Живее! – крикнул Ал’иир. – Мыться, мыться!
Кормчий брезгливо вытянул руку и дёрнул за ворот её камизы. Тонкая ткань рубашки с треском разошлась. Поддев ногой платье, он вышвырнул его в море вместе с рубахой. Эйвион зажалась, прикрывшись руками. Матросы, стоявшие вокруг, захохотали.
На палубу, зачерпнув за бортом,