– Давай рысью! – отрывисто скомандовал Монгол, – и мы побежали. Мы как собаки, ходить не умели. У нас все было рысью. Длинноногий Мишка Монгол бежал как иноходец, широко переставляя ноги, и мы изо всех сил старались не отставать. Младшие едва поспевали за нами.
Мы завернули за угол и побежали по улице, где жили «хорики». Это была их территория. «Хорики» играли в «цару». Когда мы пробегали мимо, они подняли головы от земли. Венька Хорьков, уже вслед, крикнул:
– Монгол, куда бежите?
Мы не ответили и вскоре услышали за собой пыхтение и топот.
— Куда, говорю, бежите-то? – повторил Венька на ходу.
– На площадь, – сплевывая сквозь зубы, деловито бросил Пахом.
– А что там? – не отставал Венька.
– Не знаем! – ответил Мишка Монгол.
– Брешешь! – не поверили «хорики» и побежали за нами по Московской улице.
Люди шагали по дороге как по тротуару. Дребезжа стеклами и сотрясая воздух пронзительной трелью педального звонка, прогромыхал фанерный трамвай. Неуклюже подпрыгивая на неровностях каменной мостовой, тарахтел редкий грузовик. И хотя слышен он был «за версту», шофер часто сигналил, заставляя озираться тротуарного пешехода.
Мы пробежали мимо пятиэтажки, на пожарной каланче которой трепетал на ветру красный флаг, водруженный в честь освобождения города. Перебежав улицу, мы оказались в сквере Героев, где невольно замедлили шаг.
– Миш, – спросил я у Монгола. – Ты видел, как снимали повешенных?
– А то! – ответил Монгол.
– А где они висели?
– Вон там. Видишь тополя с суками? И вон на тех липах.
– Не, Монгол, – вмешался Венька Хорик. – На липах никого не было.
Мишка обиженно засопел, чуть помолчал и презрительно бросил:
– А ты видел?
– Видел, не беспокойся. Я видел и танк, который первым ворвался в город. А возле моста его подбили…
Возле танка мы притихли. Свежевыкрашенный зеленой краской, танк стоял на земляной насыпи с небольшим наклоном, и ствол его пушки непокорно задрался вверх.
На сетчатой ограде, тоже покрашенной в зеленый цвет, висела фанерная табличка с надписью:
«Вечная память героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины».
– Весь экипаж сгорел в танке, никто не спасся, – сказал Венька.
– Может быть, они были раненые? – предположил Сеня Письман.
– Нет, – убежденно ответил Венька. – Они не захотели сдаваться. Они решили, что лучше погибнуть, чем сдаться.
От танка тянулся длинный, на полсквера, холм братской могилы. По могиле рассыпались цветы: красные бутоны тюльпанов и едва распустившиеся ветки сирени.
– Вень, это правда, что там, где сейчас могила, был ров и что расстрелянных сбрасывали туда? – спросил я.
– А то нет! Их самих заставили копать ров и расстреляли. А потом сталкивали, тех, кто остался