Надобно сказать, что у Лебедько была при себе сумма вдвое большая назначенной за билет, однако, жадность удушливой вожжой стянула его грудь так, что даже дышать сделалось тяжело. Целых пять минут продолжалась в организме Лебедька беспощадная борьба между жадностью и карьеризмом. Последний все же победил, хоть и с небольшим перевесом, оставив в желудке мерзопакостное ощущение проглоченной живьем лягушки. Поезд отправлялся через сорок минут.
Занявши купе, страдалец отметил, что оно действительно достойно всяческих похвал и удобно весьма, хотя, даже для таких удобств сумма двадцать семь тысяч явно избыточна – за такие деньги можно было преспокойно слетать на недельку в какой-нибудь Египет или Турцию и отдохнуть у моря в пятизвездочном отеле. Но делать нечего, оставалось уповать на успешный доклад на конференции, суливший в будущем сторицей окупить и эти затраты. Дабы сколько-нибудь развеяться, горе-путешественник решил было выйти подышать на перрон, благо до отправления респектабельного экспресса оставалось еще минут двенадцать-тринадцать. Лебедько еще и представить себе не мог, сколь живительное утешение ждет его в коридоре при выходе из купе.
Если и можно себе вообразить Афродиту во всем блеске и сиянии источаемой ею сладостной, одурманивающей, сводящей с ума прелести, и всех тех достоинств и чар, которыми может только обладать женщина, то именно она – богиня любви стояла перед путником в коридоре вагона, грациозно облокотившись о поручень и непринужденно беседуя с кем-то по телефону. Лебедько замер, вытянулся во фрунт, и, даже не успев сообразить, насколько для него это неприлично дерзко, во все глаза рассматривал девушку, в ком узнал он тотчас тот волшебный образ, несколько раз в жизни являвшийся ему во снах с такой силой любви, радости, с такой телесной и душевной близостью, которой не испытывал он ни к кому и никогда. Он готов был заплакать от счастья узнавания, и глаза его даже увлажнились.
Девушка между тем завершила разговор и повернула к нему свое чудесное белокурое личико. Видно было, что она привычна к пристальным взглядам незнакомых мужчин, однако вид у оторопевшего до крайности Владислава Евгеньевича был несколько отличен от досужих ловеласов, да и слезы, навернувшиеся на глаза его, были весьма кстати, чтобы удержать внимание девушки и вызвать ее удивление. «Вы…, вы в Москву направляетесь?» – с усилием выдавил из себя Лебедько. «Да…, в Москву» – обычно она не вступала в разговоры с незнакомцами, да что там – весь гордый и надменный облик ее за несколько