Образы, уничтожающие правду, проносятся в уме Виктора и он прикрывает глаза, чтобы хоть как-то отделиться от грязи той, куда угодил. Прикрывает, но затем раскрывает их – в радостном удивлении – и осознаёт, что он не сделал ещё ничего из того, куда гнали его инстинкты, эмоции, гордыня.
Он не произнёс ещё ни одного слова и, даже, не сдвинулся с места.
Не признёс ни слова и не выразил мысли свои, но они, неуправляемые, гонимые дикими страстями, роятся жалящими пчёлами в уме и в памяти его, требуя разрядки.
Эмоции настаивают совершить безрассудство, а он молча смотрит. Смотрит на ту, которую считал половинкой своей, родной, любимой своей, которой поверил и выделял из всех. Смотрит на то, что составляло – как часть жизни – его самого, но во второй половинке их целого.
Смотрит, всматривается и чувствует как разум начинает оживать в нём. Разум оживает и радуется, что он взрослый мужчина, а не юноша, которого инстинктивный всплеск возмущения и эмоции превращают в слепой инструмент разрушения.
Часть 3. Вместо рефлексии – разум
Глава1. Из уровня сознания исходит ВСЁ
Виктор раскрывает глаза свои и… с удовлетворением определяет, что находится тут же, на праздновании дня рождения его жены – а, может, уже бывшей – находится в баре «Планета Земля», за столом. Определяет и понимает, что в нём автоматически сработала давно отлаживаемая им профессиональная установка: в начале оценивать, думать и только после принятого решения действовать.
Радуется, понимая, что уничтожающий, смертоносный вихрь эмоций, мыслей не проявился здесь наяву. Всё это возможностью, всполохом молнии только пронеслось в его воображении и памяти.
Он сидит за столом и, медлено поглаживая пальцами столовый нож у своей тарелки, удовлетворённо отмечает про себя:
«Как хорошо, что мне уже от роду не лет тридцать пять, а уже 63. Будь я моложе, а значит – несовершеннее, то разметал бы всё здесь, а родственничка разорвал бы пополам или расстрелял бы также, как того тогда…
Что же тут произошло? Что происходит? Это всё наяву? Наяву или грезится мне? Может – это невероятный, но сон? Но, если – сон и я осознаю это, то это осознанный сон: такой, где я могу направлять события…
Неважно, не суть…, ни во сне, ни на яву такого быть не должно и действовать надо мне. Действовать там, во сне или здесь наяву…
А, вдруг мысли мои идут не туда? А, может сошёл я с ума? Ведь, не может она так низко с собой и со мной поступить.
Она, ведь, знает, на что я способен!!! Не может с нами, со всеми и с семьёю так поступить! …Мы же все Богу подобны и, значит, благородны…»
Оглядывается Виктор и, вдруг, понимает со всей ясностью, что он, после увиденного под столешницей – узрев невидимую составляющую части отношений людских и здесь, и в обществе –