Они бредят идеями новой мировой войны. Шершенёв постоянно ведёт проповеди о врагах, которые только и ждут как бы разрушить нашу страну, разорвать её в клочья. И если в нём я подозреваю наигранность во время таких разговоров, то остальное руководство кажется весьма искренним в подобных трактовках реальности. Теперь я уже не знаю… Что такое моя Родина? Я всегда любил своё Отечество, всегда хотел, чтобы жизнь в моей стране становилась лучше, но если моей страной управляют люди, позволившие подобным личностям управлять такими проектами, как «Цербер», то как жить дальше в таком государстве? А если нами на самом деле правят именно такие люди? Как такое вообще стало возможным? Когда? Я чувствую себя проснувшимся в жестоком мире, которого долгие годы не замечал.
Из чего состоит моя жизнь? Я в лаборатории провожу шесть дней в неделю. Жена просит оставаться дома хотя бы на один выходной. Ох, если бы её не было рядом, я бы уже давно сошёл с ума. Мы прогуливаемся с ней перед сном по нашему академгородку, в котором знаем уже каждую пылинку. Здесь много молодых лиц, наивных юнцов, надеющихся изменить мир к лучшему или успешно построить карьеру после «восьмидесятки». Они не настолько посвящены в проект «Цербер», чтобы понимать к чему приведут их усилия. А может что-то и понимают. А может наивным тут был только я? Старый дурак!
По воскресеньям мы прогуливаемся по роще за городком. Раз в месяц ездим в пригород Подгорска, в санаторий. Это ведомственное учреждение, где сотрудники «восьмидесятки» могут увидеться с семьями. Дети растут без нас. Да, у них будут возможности, перед ними будут открыты все дороги, но они всё чаще задают вопрос: «Когда мы вернёмся домой? Когда мы снова будем жить вместе?» Я вижу непонимание в их глазах. Выбор был неверным: такая жизнь подобна заточению. Мы изолированы от внешнего мира. Я слышал, что солдатам из внешнего периметра «восьмидесятки» можно даже проводить отпуск в Подгорске. Но вот сотрудникам и охранным полкам внутренней территории и подземного комплекса доступен только санаторий. Невелика разница: там «клетка», здесь «клетка». Я как-то задавал вопрос Шершенёву по поводу моего увольнения. Он намекнул, что подобное невозможно. Предложил мне отпуск, психотерапевта из госпиталя, внеплановое посещение санатория. Я так понял, что меня не отпустят отсюда никогда. Могут отпустить лаборантов, научных сотрудников, но не научного руководителя «Цербера». «Это всё ваше до конца ваших дней», – сказал мне Арсений, показывая новые подземные корпусы лабораторий. Ну и как ещё понимать эту фразу?
Жить так дальше невозможно, нужно что-то предпринять! Поскольку никто отпускать меня не собирается, у меня остаётся один выход – бежать. Но как? Периметр объекта надёжно охраняется. Я и не надеюсь на то, что смогу пробраться