Осторожно повернул ручку. Заперто.
Стукнул костяшками пальцев по деревянному наличнику.
Голоса смолкли. Он постучал ещё раз. Через полминуты запах добычи заполнил вселенную.
– Кто? – шёпотом спросили с той стороны двери.
– Свои, – выдавил Влад. Вышло хрипло, но вполне отчётливо. В последние дни язык подчинялся со всё большей неохотой, приходилось прилагать немалые усилия, чтобы сохранить умение говорить – весьма нетипичное для зомби. По крайней мере, для добычи это всегда становилось неожиданностью.
За дверью помедлили, до ушей донеслись перешёптывания.
Влад нащупал в кармане длинный гвоздь, сжал в кулаке.
Щёлкнул замок, дверь начала приоткрываться.
Он успел разглядеть два чёрных ствола, направленных в грудь. Но на его стороне была решительность. Резкий взмах, и гвоздь наполовину длины входит в череп. Ружьё ещё падало из рук жертвы, а Влад уже рывком распахнул дверь, даже не заметив удерживавшей её цепочки.
Двустволка стукнулась о пол, и тут комнату залепила вспышка, а стены сотряслись от грохота выстрела. С потолка посыпалась штукатурка.
Пара секунд ему потребовалась, чтобы восстановить зрение. Так, вот они все. Забились в углу комнаты, прямо напротив входной двери. В отличие от Влада, жертвы ещё ничего не видят и только лупают глазками. Старик и две женщины, старая и молодая. Дед, похоже, обделался. Влад шагнул к троице, одним рывком отшвырнул старуху, та шмякнулась возле дивана и тихонько заскулила. Дед только беззвучно открывал рот, морщинистые руки сдавливали грудную клетку.
Влад придвинулся к молодой. Девушку трясло. Зубы лязгали, как жернова камнедробилки. Он взял её за подбородок.
– Лида? – спросил Влад, и с удивлением отметил, что хрипота исчезла.
Девушка замотала головой. Не она. Да он и сам это видит. Та Лида, образ, преследующий его сонными днями, была светловолосая в синей шапочке. Эта же чёрненькая, да ещё толстая, как распухший труп. Оттолкнул, отчего та стукнулась головой о подоконник и вскрикнула.
Влад вернулся к добыче. Крупный мужик с гвоздём во лбу. Ничего уже не соображая, накинулся на свежую плоть. Он жрал и жрал, пока по телу не разлилось тепло, а брюхо не отяжелело от мяса.
Как ушёл, он не помнил. Никогда не помнил, как покидает место трапезы. Просто обнаруживал себя среди каких-нибудь обломков, часто в подвале или в тёмной пристройке. Метаболизм происходил, как в реакторе, тело нагревалось и только что не гудело. Теперь, когда голод утолён,