В проёме показалась девушка, подумалось – проводница. Она натянула шапку, опустила лестницу и резво спустилась вниз. Следом из всё того же ниоткуда появился маленький старичок в чёрном балахоне. Он передал девушке саквояж и палочку для ходьбы, а сам взялся дряхлой ручонкой за перила и нерасторопно сошёл на перрон. Проводница поклонилась низко, едва ли не в пол, и тут же заскочила в вагон. Старичок же кивнул ей вслед и принялся со всех сторон разглядывать облупленный фонарь с перегоревшей лампой. Вдоволь насмотревшись, он осуждающе покачал головой и посеменил в мою сторону.
Я захотел спрятаться, но где там укроешься на этом пустыре. Сел на одну из лавочек и отвернул от старика голову. Думал, что раз я не вижу его, то и он меня не увидит. И, на удивление, эта детская околосолиптистская ерунда сработала. Ничего не подозревающий старик вошёл в город, и я последовал за ним, разумеется, сохраняя дистанцию. Я едва ли не крался, и со стороны наверняка выглядел идиотично, однако в полном безлюдье, как я давно заприметил, были свои плюсы.
Мне показалось, что он толком и не знает, куда идёт, ведь шаг его был совсем уж прогулочным. Да и сам незнакомец выглядел как беззаботный турист, что решил полюбоваться звёздным амурским небом. Но спустя метров двадцать эта иллюзия растворилась, ведь старик юркнул с дороги и чуть поживее пошагал прямо к церкви. Он перекрестился, достал из саквояжа ключ, отпер увесистый чёрный замок и вошёл внутрь.
В церкви одна за одной загорелись свечи. Мне стало не по себе, ведь я тут же нафантазировал, как вся видимая и невидимая нечисть, что скрывается в тёмных переулках, сбредается на огни. Но тёплое свечение пламени успокоило меня, деревянная церквушка вдруг стала маяком, призывающим к себе заблудшие души. Я и был такой душой, потому, ни мгновения не размышляя, вошёл вслед за ним.
Дверь отомкнулась бесшумно, я шагнул за порог и, как мне казалось, остался незамеченным. Наконец, удалось разглядеть незнакомца. Длинноволосый седобородый старец был одет не в подрясник и не в рясу. Ветхое костлявое тело покрывала власяница. Старая, старая, как мир, власяница.
Он быстро переставлял всяческую церковную утварь с одного места на другое. В его движениях совсем не было суеты, будто он точно знал, где чему должно стоять. Меня это насторожило, ведь он вёл себя совсем как дома, хотя наверняка был здесь впервые. Я спросил:
– Кто вы?
Тишина прервалась неожиданно и, как оказалось, совсем неуместно. Старец замер, бросил в мою сторону равнодушный взгляд и вмиг вернулся к прежним делам. За это мгновение я успел пожалеть о глупой затее, пожалуй, сотню раз, а может и того больше.
Тем временем он взял большую бутылку и стал переливать воду в железный таз. Худые руки тряслись, вода то и дело проливалась на пол, а я так и оставался на месте как вкопанный. Не сказать, что ситуация сложилась совсем уж неловкая, но правда в том, что я совсем не понимал, чего же дальше делать. Выйти на улицу – полнейшая глупость. Встретить единственного человека в городе и тут же смыться – нет уж. Но и повторить