Бывают такие дни, часто пасмурные и ненастные, когда сон и бодрствование мешаются меж собой, путая границы реальности зыбким облаком миражей. Человек открывает глаза поутру, что-то делает, говорит с кем-то, но в глазах его остается мутная пелена неоставленного, незаконченного сна. Он будто сам пропитывается серостью, и мысли текут нераздельно, одна за другой, как крутящаяся пластинка на патифоне, пока борозды на виниле не закончатся, оборвутся слова и звуки, и все перейдет в бесконечный потрескивающий фон.
Этот день случается и для Сабины. Быть может, она могла бы вспомнить, что и до того таких дней в ее жизни была бесчисленная череда, но именно сегодня кажется ей особенно важным, чтобы прочувствовать всю свою оторванность от реальности.
Она поднимается еще до рассвета. Решимость отыскать тайник Тимура становится только крепче после вчерашнего дня, остаток которого она провела в тревожных размышлениях. Теперь все поведение подопечного напоминало издевательскую маску, которая, чуть тронь, – сползет, обнажая острый оскал. Неужели она обманулась ангельским лицом и беседами по душам?
«Расскажешь отцу об этом – и кто-то пострадает».
Он избавился от всех предыдущих медсестер, – вспоминает девушка слова Чиркена. Как самонадеянно с ее стороны было решить, что она – исключение. Или дело в том, что и другие работницы тоже узнали что-то, что он стремился скрыть, поэтому юноша поспешил удалить их из поместья? Ведь они исчезали в один день, даже не попросив расчета. Могло ли это быть ответом на угрозы мнимого «больного»? Ей нужно понимать картину целиком, чтобы предпринимать дальнейшие действия, будь то разговор с Чиркеном или сохранение молчания. Юноша был ее подопечным, и девушка косвенно несла ответственность за то, что с ним происходило, даже если ему и в самом деле не требовались ее забота и уход как пациенту.
Однако тень сомнения не оставляла Сабину, жалила встревоженное сознание хлесткими щелчками. Исподволь нашептывала, что она просто не готова оставить это место, а именно так и произойдет, если отцу станет известно, что его сын здоров, ведь ее нахождение в поместье как медсестры больше не будет иметь смысла. Противоречивость собственных стремлений изматывала ее не хуже бессонницы, будоража назойливые мысли, вибрируя, как задетая небрежной рукой струна.
Ей просто не нужно торопиться. Она примет необходимое решение, но позже. Позже хотя бы еще на один день, полный спокойного добродушия Чиркена, мягкой шерсти ласковых псов под руками и даже скрытого, но неотступного внимания Тимура, от которого сжималось что-то прямо под сердцем и которое он сам, кажется, до конца не осознавал.
Одно Сабина знала точно, чувствовала это всем своим перекрученным тревогами нутром, – юноша был серьезен, произнося вчерашние слова. Они были не пустой угрозой, а самым настоящим предупреждением о том, что произойдет, случись ей пойти ему наперекор. Когда она услышала их,