София улыбнулась Маргарите Ильиничне, всё это было так неискренне, что девушку начало тошнить, несмотря на её опыт в ведении столь лицемерных разговоров. Ей казалось, что солнце начало палить ещё сильнее. Она не хотела уходить отсюда и ждала, когда это сделает Маргарита Ильинична. Ещё чего – этот сад – единственное место, где она могла сейчас быть, таскаться по коридорам гимназии у Софии не было ни малейшего желания.
– Вы с Варварой теперь подружки, как я смогла понять?
– Да, мы уже давно знакомы, но у нас никак не получалось выстроить достаточно крепкую связь, чтобы зваться подругами. И вот, теперь у нас это получилось. Варвара – прелестная девушка, которую Вы замечательно воспитали.
– Рада это слышать. У неё никогда не было подруг, для неё это в новизну.
София снова просто, поджав губы, улыбнулась. Она знала что-то из рассказов самой Варвары, из слухов, да и сама была неглупа, чтобы не заметить, как Маргарита Ильинична воспитывает Варвару. Подруга? Ни о какой женской дружбе и речи не может идти. Сама женщина ими не обжилась и теперь не даёт спокойно жить своей дочери. Все свои обиды и травмы она выместила на Варваре. София терпеть не могла Маргариту Ильиничну ни как человека, ни как мать.
Вдруг взгляд Маргариты Ильиничны переместился на что-то, что было за Софией, и глаза женщины стали мягче, будто она начала таять. Она сделала неглубокий реверанс.
– Григорий Николаевич, добрый день.
София услышала быстрый шаг отца, который не предвещал ничего хорошего. Он шёл уверенно, а его каблуки чётко отбивали о каменные дорожки сада.
– Добрый день, Маргарита Ильинична. Присматриваете за доставкой Вашей посуды?
– Да, это моя обязанность.
– Как чудно, всем бы такой уровень ответственности, – Григорий Николаевич обернулся на Софию. – Прошу прощения, что не имею возможности с Вами премило побеседовать, мне нужно провести воспитательную беседу со своей дочкой.
– Да, да, всего Вам хорошего, не смею задерживать.
– До свидания, – крикнула на прощание София и поспешила за отцом.
В кабинете было всё то же беззвучие, и лишь тиканье часов, которое медленно выводило Григория Николаевича из себя, разбавляло эту тишину. София стояла перед столом своего отца, опустив глаза в пол.
– Почему мне на тебя жалуются в первый же день? – Григорий Николаевич начал разговор спокойно.
– Я была не согласна с Евгением Николаевичем.
– И поэтому ты сорвала лекцию?
– Я не срывала! Мне кажется это не допустимым – называть какого-то писателя плохим, опираясь на свой личный опыт. Я тебе давно говорила, что Евгений Николаевич – непрофессиональный педагог, и я…
Григорий Николаевич неожиданно и для Софии, и для самого себя, стукнул по столу ладонью, отчего девушка зажмурилась, и на весь кабинет разлетелся звон стоящих на столе различных приспособлений и предметов. Он вскочил со стула и со спокойного тона перешёл на крик.
– Как