– А вот чё, раструбит твою трубит! – замахнулся бичиком, висевшим рядом со старой сбруей на стене, – Вот вам первые огурчики, засранцы. Мать кажилится на огороде, а вы? Оголодали, стервецы?
Стеганул по земле несильно рядом с ногами, попал чуток одному и второму. Взвыли коротенько. Колян подумал:
«Ну, и хорошо, что так! И хорошо, что ничего объяснять не надо. Умный батька сразу догадался».
Его удивляла отцовская способность ясно понимать любое событие, как будто не существует вопросов – одни ответы. «Это я перепутал грядки и вместо чужой свою обработал», – мелькнула догадка.
Катались по ней в темноте с Ванькой, и попавшие под бока ещё мелковатые огурчики собирали в полы рубах, а потом ели вдвоём добычу и договорились никому не рассказывать. Доверяли брат брату, как себе.
– Идите в избу. Матери сами доложите. А я спрошу потом.
Почёсывая ноги в местах, огретых бичом, опустив глаза в пол, бочком приблизились к суду.
– Молочка? – спросила протяжно мать, поворачиваясь на шорох от стола, с которого сметала крошки.
– Мам, – распустил младший губёнки, – ма-ам, – повторил ещё жальче, от мамкиного заботливого вопроса.
– Что стряслося? – встревожилась Мария, которой, будто по проводу передалось волнение сынов.
Колян, понимая, что он виноват больше и что братишка вразумительного не скажет, затараторил:
– Батя послал. Велел сказать, что это мы… огурцы, ну, съели…
– Это опупыши -то, по-вашему, огурцы?! – снова всколыхнул детские душонки мамкин голос на высокой ноте.
– Это я перепутал, – чуть скукожился Колян от её взгляда и тут же выпрямился, не давая себе потерять решимость.
Мать опустилась на табуретку.
– Как? Как это пришло в твою умную голову?
– Пришло как-то. Не знаю, – шмыгнул носом.
– Мы не будем больше. Батька побил уже, – примирительно вставил словечко младший, обратив внимание матери на свершившееся возмездие.
– Вижу, вижу. Да что ж вы у меня такие глупенькие? – почти запричитала Мария. – Чтоб духу вашего без разрешения там не было! Посмейте только ногой ступить или заглянуть – я быстро помощника кликну, – ткнула в матицу, где на двух гвоздях лежал припасённый ею жидкий прутик для острастки потомства.
У Кольки ещё легче стало на душе, после того как он поймал сбой в материнской логике – сначала говорит «умную твою голову» и тут же « глупенькими» обзывает, значит, простит.
– Может, нам их полить, огурцы? – спросил тут же с надеждой.
– Да уж как-нибудь без вас, чертенят, обойдёмся! Антон с Егором управятся.
В люльке завозился самый младший – Гришаня, мать бросилась в спальню через горницу:
– Ешьте вон, да телка уведите пастись.
Пацаны кинулись исполнять, не притронувшись к еде.
К столу уже