Про то, как сердце по ночам болит,
Про то, как засыпается с трудом.
Про то, как верит он в солдатский фарт,
Как время юное стремительно бежит…
Сидим и курим. Кто же мог бы знать,
Что пацану лишь ночь осталось жить?
С рассветом взводный выдохнул: «Пора…»
И вновь попятилась между кряжей дорога
Куда-то в прошлое, где не слышна война,
Где край Земли и кто-то верит в бога.
На той дороге Юрка впереди.
Он первым крикнул: «Парни, справа духи!»
Свинца пригоршню с Юркиной груди
Достанут через день хирурга руки…
Мы снова курим где-то между скал.
И бой тот в прошлом, что бы ни случилось…
И тут я вспомнил: «Пашка, я устал!»
И по щеке моей слеза скатилась…
Проза
Безвременье
Оно никогда не врёт.
Оно никогда не подводит.
Оно умеет быть быстрым, но и медлить Оно тоже обучено.
Оно всегда приходит, поздно или рано. И нельзя сказать, что более важно: иногда кажется, что Оно чересчур спешит; иногда же…
Оно – это Время.
Но есть вещи вне Его.
Вне Времени.
Им нет до Него дела.
Они как бы сами по себе – нет-нет, да и являются снова.
Порой через годы.
Изумруд молодой листвы.
Запах скошенной травы.
Стрекот кузнечиков на лугу.
Страх.
Боль.
Безвременье…
17 мая 1989 года. Моё двадцатилетие. Я сижу возле небольшого пожарного водоёма, выкопанного внутри единственного поста Второго, «сержантского», караула. Это САВ – склады авиавооружения аэродрома 15 Воздушной Армии под Екабпилсом. Я замначкар, призванный «в усиление авиаторам», и я мог бы оставаться в караулке, но там тесно и не свободно. Здесь же пахнет свежевыкрашенными дверями «капониров» – подземных хранилищ – и весенними травами: непонятно, чей запах крепче, стойче, богаче. Здесь есть небо, наполненное мириадами звёзд. Прибалтийское небо. Небо Латвии.
Май 1989 года. То Время, о котором я запретил себе думать. Тем более – мечтать. Пытался запретить ещё тогда, почти двадцать три месяца назад. Одиннадцатого июля, когда мы, вчерашние студенты-первокурсники нескольких московских ВУЗов, сошли по ступенькам старого, скрипучего вагона дизель-поезда «Вильнюс – Шауляй» на перрон никому из нас не известной ранее станции Гайжюнай. Здоровенный сержант-десантник построил нас в колонну по четыре, и мы зашагали в новую для себя жизнь. Жизнь, из которой вернуться обратно суждено было не каждому.
Позже, уже под Гератом, в конце октября того же года, едва сбежав с аппарели «коровы» (Ил-76) на бетон взлётки, увидел неровный строй дембелей, спешащих занять нагретые нами места в чреве покинутой нами воздушной машины. Что-то в горле заёрзало, зашевелилось, и на несколько секунд я представил себя на месте одного из них – только через Время, в далёком мае 1989-го… Однако, уже через несколько минут совершенно другие «дембеля» наложили табу внутри меня на само это понятие –