Желание видеть. Селим Ялкут

не уложить в пространстве, не уложить в тон, в цвета, живопись просто не состоится. Она рассыпется. А здесь все доведено до предела. Это общее начало всего, что есть живопись. В будущем это гиперреализм, это жанровая живопись, это пейзаж, натюрморт. Здесь все истоки, которые затем сформировались, развились в отдельные направления. Их последователям было из чего выбирать, здесь все есть. Дальние планы со взрывами, извержениями, руинами, чудовищными скалами, с людьми, которые там вдали участвуют во всем, что там происходит, что от нас не видать. В деталях не видно из-за масштаба изображения, но жизнь там бьет ключом, можно не сомневаться. Вообще, умение создавать дальние планы, это отличительная характеристика живописи того времени. Сейчас, когда картина стала мизансценой, это не нужно, а тогда она пыталась охватить всю Вселенную. Благо Земля была плоской, как картины Босха, удобной для построения композиции. В глубину и по вертикали, на взлет.

      Живопись того времени была универсальной, она должна была вместить в себя все, что вмещало в себя время. Вот насыщается обжора, перед нами его меню, столовые приборы, все, что должно происходить с участием слуг, нищих, приживалов, зверей, которые тут же кормятся. Одежда, один башмак на ноге, а второго нет, отрезан. Почему? Художник решил (и нам показывает), что у обжоры больны пальцы на ноге. Возможно, подагра, от обилия мясной пищи и пьянства. Если сомневаетесь, пойдите, проверьте. Но зачем, если и так видно.

      Потом все это исчезло, а сто лет назад стало вновь предметом пристального рассмотрения. Босх был открыт снова. На его примере хорошо видно, в чем величие художников того времени. Их творчество очищено от попыток солгать. Аматор – это не ироничное наше определение, это честь человеку, отстоявшему свободное отношение к изображению, к своему мастерству. Потому что ему важен результат, а не каков он сам. Нет того, чем больны современные художники – себялюбия. Там главное – как это сделать, как достичь. И только в конце – каков я. Художник, конечно, думает о себе, он человек, у него амбиции, но вначале, но в процессе он жив иным – как это сделать, как передать, что у него сейчас в голове, от чего его мутит, что его жмет и душит. Вот он глядит на нас из-за какого-то яйца – расколотого, с питейным заведением внутри. Предмет и живое существо – это находка Босха, одновременно существо и какой-то прибор, алхимическая трансформация материи из живой в неживую и наоборот. Очень смешно, и очень грустно, потому что из-за яйца выглядывает сам Босх. Каков взгляд! Сколько печали и иронии одновременно! В нем ответ, почему он это изображает. Что наполняет его бедную голову. Почему он снова и снова задает один и тот же вопрос самому себе. В его взгляде все записано. На голове у него какой-то круг, на котором стоит волынка. Одновременно как бы живая, из нее дым идет. Тут еще что-то живое, а дальше еще что-то дымится. Это приборы, но они живые. Это язык Босха, это им придумано. Теперь нам говорят, что волынка – сексуальный символ, и повсюду расставлено и разбросано много подобных. Ну