Как Надя не крутится, а приходится дать. Ахмед – марокканец. Тоже много пропускает. Кого-то она должна назвать. Юда стрельнул глазом.
– Почему Ахмед?
– Много болеет. А Абрамова нельзя увольнять. Считайте, это личная просьба.
– Хорошо, пусть будет Ахмед. Ты сказала.
Наде тогда было паршиво. И тут подходит Абрамов: – Я слышал, Ахмеда увольняют. Я слова не имею, Надечка. Но хороший человек, неужели ничего нельзя сделать.
– Абрамов, отойдите от меня. – Говорит Надя. – На большое расстояние. Прошу ко мне сегодня не обращаться и ни о чем не спрашивать.
– К Юде у меня здоровое классовое чувство. – Говорит Марик. – Как в мафии. Ничего личного. Только классовое. Он по одну сторону баррикад, я по другую. – И Марик ребром ладони показывает на столе, где он, а где Юда. У Марика длиннющие пальцы, рука тонкая, совершенно непохожа на рабочую. Юда ест, хоть за отдельным столом, но в общем зале. Там же, где все. И так же стоит в очереди с подносом. Никаких себе поблажек.
– Я теперь могу оценить, как там в Союзе. Это же благодать, для начальства отдельный кабинет. Ты их не видишь, они тебя. Кусок в горло не лезет, когда эта рожа рядом. Двух людей я не перевариваю. – Марик разглагольствует, он из всей бригады самый живой и общительный. – Юду как пролетарий эксплуататора, и Наримана – лично. И всю их гадскую систему, со всеми этими автобусиками, с этими обедами. Никакой романтики.
Действительно, все организовано предельно. На работу и с работы автобусом, буквально к самому дому. И сидя, конечно, чтобы, не дай Б-г, не устать раньше времени. Чтобы доехать полному сил, здесь их из тебя высосут. Автоматы кругом, обед как в приличном кафе. Юда тем же питается, так что без обмана. Там, на кухне, хоть наших половина, а тоже работой дорожат.
– А Наримана я очень не люблю. Это уже по-человечески. – Повторяет Марик. – Нариман – бакинский еврей. Угодливый до тошноты. К Наде сразу: – Тетя Надечка.
– Нариман, у меня все племянники дома.
Отошел и снова проверяет: – Тетечка Надя.
– Я же вам сказала.
– Знаешь, напиши на Ольга, что плохо убирает.
– Почему, плохо?
– Ты видишь, я с утра иду, тряпка совсем сухой. Значит, плохо убирал.
– Ладно, давай работай.
Вечером опять подходит, льстивый: – Слушай, дорогая, не пиши на Ольга. Я подумал. Лучше не надо. Зачем неприятность.
Нариман очень туп. В цеху он, как был уборщик, так и остался. Рабочие получают намного больше, и Нариман хотел бы, но явно не справляется. Как-то Володя устроил переполох.
– Слушай, Нариман. Я тебе скажу, если ты не трепло.
– Какой трепло. Что такое?
– Неважно. В общем, слушай, только никому. Ты понял? Клянись Аллахом. В Баку открывают заводской филиал. Особняк купили. Сад. Шофера взяли. А представителя нет, ищут. И я подумал…
Тут и Нариман сообразил, что к чему.
– Ты понял?