– Предложили – и что? – бросила Любочка. – Пускай мотает.
– Он же не знает, что ты знаешь. А если узнает… – Нина запуталась в собственных словах и встряхнула головой, чтобы привести мысли в порядок. – Если ты скажешь, что любишь его, что хочешь прожить с ним всю жизнь, то он откажется. Или после стажировки сразу к тебе приедет.
– В Сибирь? А оно ему надо?
– Но как же вы? Как же ваша любовь? – воскликнула Нина
Но Люба промолчала. Она и сама пока не знала, что делать, надеялась, что решит, когда они с ним встретятся. Пашка собирался проводить Любочку. Ей нужно было доехать на поезде до Москвы, а оттуда уже лететь на самолёте.
Нина помогла спустить чемодан, к дому как раз подходил Скульптор. Он, как назло, был особенно красивым в этот день. Грусть на худом лице придавала ему вид странствующего дворянина пушкинских времён. Девочки поцеловались и крепко обнялись, Нина снова расплакалась.
– Обещай, что ты будешь писать… – сказала она, старательно утирая слёзы рукой. – Обещай, что мы навсегда останемся лучшими подругами! Поклянись! – Нина протянула мизинчик.
Любочка почувствовала глубокую нежность к этой милой девчонке, плакавшей не стесняясь и от души, оттопырив нижнюю губу, словно ей было лет пять.
– Клянусь, – Люба протянула мизинец в ответ.
Скульптор взял чемодан, и вместе с Любочкой они направились на Московский вокзал. Решили прогуляться пешком. Всё-таки последний день. Шли в молчании, хотя так много хотелось сказать. Пашка готов был сгрести Любочку в охапку, зацеловать, подхватить её на руки и, выбросить треклятый чемодан в Неву, убежать, украсть. Лишь бы не отдавать её, не прощаться.
Люба тоже хотела, чтобы Скульптор украл её. Она хотела, чтобы они поселились в деревне, в маленьком домишке, где держали бы хозяйство: огород, кур, свиней, барашков. Последних особенно хотелось, чтобы долгими зимними вечерами вязать тёплые носки. Она бы завалила весь дом носками, словно они были мерилом её любви. Как бы хорош Пашка был в телогрейке и толстом свитере. Волосы пришлось бы долго и тщательно распутывать, они у него такие непослушные, как и сам Пашка.
Но этим мечтам не суждено было сбыться.
Они проходили мимо столовой, в которой очень любили перекусывать. Художники вечно забывают о желудке, поэтому спасало это место и прекрасная Ангина Львовна. Вот и сейчас она встретила гостей с присущим только ей задором.
– О, ребятишки! Здравствуйте, мои хорошие! Сейчас вам и кофеёк, и пышечек принесу. Всё будет.
Ребятишки горько улыбнулись. Ничего уже не будет. Они сидели за столиком и молча смотрели на тарелки. Честно говоря, есть не хотелось, им просто нравился запах. Теперь он казался ностальгическим, словно ушла целая эпоха. Скульптор нежно гладил пальцы Любочки, запоминая каждую выпуклость.