Других тоже не пришлось уговаривать: ребята, смущенные его строгим и серьезным взглядом, возвращались к своим делам. И лишь Наташа фыркнула что-то нечленораздельное. Я, уже привыкшая к ее языку жестов и звуков, расшифровала это как осуждение внешнего вида новенького. И правильно: лучше бы науку грыз, чем краской кожу портить.
– Передаем свои работы, – напомнила Серафима, – и будем возвращаться к теме лекции.
Все закопошились, зашелестели листочками. Танька получила по плечу от Дианы за то, что никак не могла оторваться от созерцания такого странного союза, как обсуждаемый всеми новенький и местная девочка-невидимка. Когда она все-таки развернулась, среди ее подружек побежал благоговейный шепоток.
– К ней… к ней сел…
Ох, да, похоже, нужно было признать – разукрашка в живую понравился всем еще больше. Вот гад. И то, что я внезапно испытала, осознав это, обеспокоило меня не меньше, чем факт того, что этот тип уже сидел, прижавшись ко мне плечом.
– Хватит меня трогать. – Прошипела я, отодвигаясь.
– Кладите листочки на мой стол. И так… – Серафима опять понеслась по волнам знаний.
Мои пальцы сами обхватили ручку, готовые конспектировать. Не стану обращать никакого внимания на его присутствие. Нет. Не-е-ет…
– Скучала, значит. – Сказал он тихим шепотом, заставив меня дернуться от щекотки.
Ужасно захотелось вмазать ему. Прямо сейчас и при всех. Аж зубы свело.
– Чего? – Я отодвинулась от него еще немного.
Его рука скользнула к моей тетради. Отодвинув гелиевые ручки, он указал прямо на клюв большой птицы, расправившей крылья. Постучал по ней и улыбнулся. Затем задрал подбородок повыше, указывая на рисунок на своей шее, и подмигнул мне.
Вот дерьмо! Надо же было так опростоволоситься. Кто ж знал, что он придет и увидит? Я вырвала свою тетрадь из его рук и резко захлопнула. Будто таким способом можно было заставить его забыть о том, что он только что видел.
– Во-о-от, – наваливаясь спиной на спинку стула, мягко прошептал он, – скучала. И еще как!
– Вот еще. – Я отвернулась, делая вид, что внимательно слушаю преподавателя. На самом деле просто вспоминала, как нужно дышать. «Вдох-выдох. Вдох-выдох». Только бы голова не взорвалась от усердия.
– Скуча-а-ала. – Продолжал издеваться новенький-татуировенький.
Достал какой-то огрызок, когда-то бывший карандашом, тонкую ручку в металлическом корпусе и новенькую тетрадку. Нарядную, едва ли не в золотой обложке. Наверняка, стащил у папашки-олигарха. Очередной мажорище на мою голову!
– Ты что заладил? Так и собрался, как попугай, мне это весь день повторять? – прорычала я сквозь зубы, даже не глядя в его сторону.
– Мне нравится, как ты бесишься. – Делая вид, что внимательно слушает Серафиму, усмехнулся он. – Это я еще в автобусе