– Прекрасная Нинкаси[1]! – воскликнул незнакомец, при звуках голоса которого я вздрогнул. – Ну и смрад здесь.
– Простите, господин, – тюремщик виновато развел руками, – мы в темнице. Тут постоянно витают странные запахи.
– Странные запахи, – ворчливо повторил незнакомец, – дерьмо это, а не странные запахи.
– Вам угодно что-нибудь еще? – заискивающе прошелестел ассириец.
– Нет. Оставь нас, Тегим-апал.
Пытаясь рассмотреть нового гостя, я щурил глаза, но тот оставался в тени коридора.
– Вы уверены, господин? – спросил ассириец.
– Иди уже, – ответил незнакомец тоном, не принимавшим возражений.
Кивнув, Тегим-апал развернулся и зашагал к своему месту. Вскоре он скрылся за поворотом, оставив меня наедине с таинственным гостем.
– Ну, здравствуй, Саргон, – молвил посетитель.
– Кто ты? – спросил я, чувствуя легкое возбуждение.
– Неужели ты не узнаешь меня?
– Нет. Хотя голос кажется знакомым.
Гость тихо засмеялся, и его смех мне совсем не понравился. Он заставил сердце в груди биться сильнее.
– Если не уши, то, быть может, глаза помогут тебе вспомнить, – произнес он, выходя на свет факелов.
Внутри у меня все похолодело, когда я увидел это лицо. Руки непроизвольно сжались в кулаки, а на лбу выступил холодный пот. Живот скрутили предательские спазмы. Я хотел крикнуть, но дыхание перехватило.
С внезапно пересохших губ сорвался громкий шепот:
– Бел-Адад!
[1] Нинкаси – богиня шумерской мифологии, ответственная за пиво и другие алкогольные напитки.
12
Я резко поднялся, отшатнувшись вглубь камеры. Цепь на ноге звонко брякнула об пол.
– Ты… ты… ты же…
– Мертв? – договорил он за меня. Его полные губы разошлись в снисходительной улыбке, из-за чего она выглядела еще более зловещей, чем была на самом деле. – Дорогой Саргон, я чувствую себя прекрасно, для мертвеца, – он небрежно развел руки в сторону.
Ошибки быть не могло. Это не издевательская игра света и тени сумрачного подземелья. Не плод моего больного воображения. Не безумное видение, как следствие частых ударов по голове. Нет, это реальность. Жестокая, беспощадная реальность. Передо мной по ту сторону металлической решетки стоял Бел-Адад. Живой и невредимый.
– Полагаю, – продолжил он, опуская руки, – ты хочешь узнать ответы на некоторые вопросы. Честно признаюсь, я и сам желаю все тебе рассказать, ибо ты заплатил высокую цену за правое дело, – улыбка сошла с его уст, – собственной жизнью заплатил.
– Если ты жив, то меня не за что судить, – прохрипел я, медленно приближаясь к двери камеры, все еще не до конца осознавая, что он не призрак. Не этимму[1], который бродит по земле в тщетных попытках найти свое упокоение.
Но нет. Это и в самом деле Бел-Адад. Только теперь, вместо простецкой рубахи корзинщика, его крупное тело покрывала